Лаврик жестко усмехнулся:
– Красоточка вы были в двадцать три года... Подкладывали под тех, кто их особенно интересовал, а? (Тетя Фая промолчала, поджав губы.) Да подкладывали, гусаку ясно... Мне вот любопытно, как получилось, что вы не эвакуировались с итальянцами? Настолько были уверены, что все обойдется, или что-то другое?
На сей раз она не смогла сохранить невозмутимость. С изменившимся лицом едва ли не вскрикнула:
– Потому что этот мерзавец, майор Форлани, меня бросил! Не выписал пропуска в порт. Жирная скотина! Когда он со мной спал, намекал даже, что женится. А потом бросил, как паршивую собачонку... Они все меня бросили... А без пропуска на корабль было никак не попасть...
– Логично, – пожал плечами Лаврик. – Италия – страна большая, там наверняка куча своих шлюшек, из которых легко делать стукачек. И своих метеорологов навалом. Из Крыма выбрались, скорее всего, с советским паспортом на Фаину Домбазову? Каковой сохранили и шлепнули в него итальянский регистрационный штампик? Ну да, а как же еще... И наверняка хотите знать, как получилось, что вас проглядели? Ну ладно, это уже не секрет, именно что проглядели. Главный интерес был направлен на немецких пособников, в первую очередь на крымских татар. А итальянцы были чем-то сбоку припека, по их связям не работали так активно. К тому же случилось то, что с архивами иногда случается. Ключевое слово «метеостанция». Вот все документы Самыш-Буруна и ушли не в НКВД или СМЕРШ, а в одну из гражданских организаций, имеющих прямое отношение к метеорологии. Где оказались заброшены и пылились в темном углу очень долго. Только совсем недавно их раскопал даже не следователь, а военный историк, занимавшийся действиями итальянского флота на Черном море в Отечественную. Итальянцы, я слышал, отличаются редкостным раздолбайством, и в бюрократии в том числе. Все бумаги местное отделение ОВРА либо уничтожило, либо вывезло – скорее второе. Вот только ваше обязательство с ними сотрудничать по какому-то канцелярскому выверту осталось в личном деле, на метеостанции... Ну, а что такое ОВРА, историк, как вы понимаете, прекрасно знал.
И передал документы куда следует. А там уж стали восстанавливать ваш жизненный путь, – он вновь обращался только к Мазуру. – Безукоризненный получился жизненный путь. Наша тетя Фая рванула аж за Полярный круг, в Главсевморпуть. А квалифицированные метеорологи там нужны были всегда. Пятнышко, конечно, было: «пребывание на оккупированной территории». Но не всегда оно ломало жизнь. В конце концов, метеорология – не центр атомных исследований, хотя в те времена контора была режимная. И наша героиня до шестьдесят пятого года ударно грудилась на метеостанциях Севморпути от Мурманска до Певека. В пятьдесят первом вышла замуж, стала и вовсе Свешниковой. Удобный способ стряхнуть старую фамилию...
– Да разве только в том дело? – ухмыльнулась тетя Фая. – Я тогда была женщина молодая, от мужчин никогда не бегала...
– Приятное с полезным, ага, – кивнул Лаврик. – Идем дальше, Кирилл. В шестьдесят третьем муж умер – осколок пошел. Детей не было. В шестьдесят пятом наша героиня возвращается в Крым. Севера надоели?
– До ужаса...
– Причем... – сказал Лаврик. – Возвращается образцовый советский труженик, хоть картину с него пиши. Орден «Знак почета», медаль «За трудовое отличие», пара ведомственных знаков. Сбережения приличные – ну, двадцать лет высокой зарплаты с полярными надбавками, да еще кое-какие деньги в наследство от мужа... Не боялись, что кто-нибудь опознает?
– Не особенно, – пожала плечами тетя Фая. – В Крым после войны понаехало так много новых людей... Да и домик купила на противоположном берегу от Самыш-Буруна. И потом, в оккупацию я с советскими практически не общалась – у итальянцев был свой жилой район. Это те, кто связался с немцами, были на виду, их-то часто и опознавали... А главное, – она с неуместной, по мнению Мазура, в данной ситуации веселостью улыбнулась. – Ты же, Костенька, должен помнить ту знаменитую амнистию? Полицаев освобождали, всякий народ, за которым числилась куча грехов, какие с моей скромной работой и не сравнить. Я под нее автоматически подпадала. Пусть бы даже и опознали. Все, поезд ушел... И ничегошеньки вы мне не сделаете. Нет, конечно, интересно было поговорить о старых временах с понимающим человеком. Ну вот, поговорили...
– Поговорили, – кивнул Лаврик. – А теперь пришла пора и о новых временах поговорить. Живет себе в Крыму свежеиспеченная пенсионерка, уютно живет, спокойно, никто в ее отношении так и не питает никаких подозрений – я проверял. И внезапно срывается с места, перебирается за тридевять земель в места, где никогда прежде не бывала... Просто так? Ни с того ни с сего? Охота к перемене мест вдруг накатила?
– А что, это преступление – переехать из одного места в другое? Радикулит. Врачи рекомендовали сменить крымский климат на здешний.
– Брехня, – спокойно сказал Лаврик. – Проверяли. Никогда вы с радикулитом не обращались, и ни один врач не советовал климат переменить...
Не похоже было, чтобы это особенно ее смутило. Она пожала плечами:
– Ну, соврала. К мужику приехала. Который отсюда уезжать ни за что не хочет. Мне еще не семьдесят лет, личную жизнь хочется устроить...
– А имя-фамилию, конечно же, не скажете?
– Конечно, не скажу, – спокойно ответила тетя Фая. – На личную жизнь имею право. Не хватало еще, чтобы вы и его стали таскать.
– А вот интересно, зачем Вере соврали про звонок от мужа?
– Успокоить хотела. Мается девушка... У вас все, ребята? Я так понимаю, предъявить мне больше нечего? Грехи молодости амнистия погасила, а переезжать из одного места в другое закон не запрещает.
– Держитесь вы прекрасно, признаю... – сказал Лаврик.
– Костенька... Меня в ОВРА допрашивали. Меня в пятьдесят втором пытался зацепить один эмгзбэшник... а это были вол чары, извини уж, не тебе чета. В ОВРА могли начать пытать всерьез, в пятьдесят втором могли и ребра посчитать, а ты меня и газетой хлопнуть не можешь, да и бумажки у тебя в папке – протухшие. Зачем же мне тебя бояться?
– Ну ладно, – сказал Лаврик, ничуть не выглядевший побежденным. – Будем считать, что это было долгое, затянувшееся вступление, когда мы пробовали друг друга на прочность... А вот теперь пошел насквозь деловой разговор. Здесь, в маленьком тихом городке, происходят очень странные вещи вокруг Еремеевых... которые и не с Урала вовсе, и проектируют у себя отнюдь не холодильники и не сенокосилки. И у меня есть сильные основания думать, что вас, дражайшая тетя Фая, сюда кто-то послал. Для участия в событиях. Я еще пока никого не взял, но вот-вот возьму. И появятся люди, которые о вас смогут рассказать кое-что интересное.
– Вот когда появятся, тогда и приходи.
– А я могу и вообще не приходить, – сказал Лаврик с ангельской улыбкой. – Необходимости нет. – Он чуть наклонился вперед. – Я просто тебя, тетя Фая, буквально через пару суток начну гонять по великому и необъятному Советскому Союзу, как зайца по полям. Дело-то в том, что я тебя как раз могу хлопнуть газетой. В переносном смысле, конечно. Вот представь: где-нибудь послезавтра в местной и даже не в районной, а для солидности в краевой газете появляется статья под излюбленной журналистами рубрикой: «люди необычной судьбы». И там подробно излагается твоя путаная биография. Сотрудница метеостанции, поставлявшей сводки итальянским торпедным катерам, вообще боевым кораблям. Стукачка итальянского гестапо. И городок будет назван, и улица, и фамилия-имя-отчество. И все «протухшие» документики, что у меня в папке, будут цитироваться крайне обильно. А то и печататься в виде иллюстраций. Как ты сама думаешь, уютно тебе после такого будет тут жить? И в парочке крымских газет – в первую очередь в городе, где ты жила до недавнего времени, – появятся аналогичные статьи. А уж сколько людей у нас, переживших оккупацию, сколько крепеньких фронтовиков и бывших партизан с подпольщиками, у которых при слове «гестапо» кулаки сами сжимаются... Окна повыбивают – это еще самое безобидное. Могут ночью и дом подпалить. Не будет же к тебе милиция охрану приставлять – с какой стати? Ну, и конечно, в центральных газетах эта сенсация бабахнет очень быстро. И на телевидении – есть соответствующие передачи. Слово офицера, мне ничего не стоит все это организовать. А уж журналисты сами к тебе кинутся с расспросами, их и науськивать не придется... ну, разве что легонько. В одночасье прославишься на весь Союз... вот только будешь, как тот хулиган у Гайдара, гнуснопрославленная...
