делам. На западе, в столице Заречья, его ждал колдун, которому Такуан собирался продать изумрудное ожерелье, похищенное из монастыря.
К невезению Такуана, погода вовсе не способствовала его планам. Тучи собрались со всех краёв неба, и пошёл дождь. Сперва капли только веселили попутчиков Такуана, но вскоре хлынул настоящий ливень, и вот уже охранники проклинали волю своенравных богов. Остальные путники забрались внутрь парусинового тента, который возничий натянул над головной телегой.
– Эй, прорицатель! – услышал сквозь шум дождя Такуан. – Скоро ли дождь кончится? Что звёзды говорят?
Предводитель охранников смотрел на него с надеждой.
– Откуда ж мне знать, уважаемый, – ответил Такуан. – Тучи, видишь, какие, не видно мне звёзд. А что говорят они, и подавно не слыхать.
Предводитель охранников грустно вздохнул, пришпорил коня и умчался в хвост обоза. И тотчас вернулся обратно.
– Тормози! – крикнул он возничему. – Последняя телега в луже застряла!
Возничий натянул поводья, и его телега остановилась. Сзади донеслось хрустение. Это лошади следующей телеги наконец догнали пучок моркови, который вот уже целый день от них убегал совершенно непостижимым образом. Одна за другой телеги останавливались, и следовавшие за ними лошади получали морковь. Одни только несчастные животные, безуспешно тянувшие последнюю застрявшую в луже телегу, остались без награды.
Охранники спешились, привязали своих лошадей к оглоблям и вместе с возничим отправились вытаскивать злосчастную телегу. Однако это оказалось делом столь же лёгким, как ловля черепах в тазу. Через полчаса охранники были как один похожи на оживших глиняных воинов, а телега не сдвинулась и на кулак.
Наконец дождь утих, и выглянуло солнце. Оно подсушило глину на усталых охранниках и согрело их уставшие спины. Дорожная грязь тоже стала подсыхать. Призвав на помощь всех в обозе, кто мог поднять хотя бы медовую дыню, возничему с охранниками удалось вытолкнуть телегу из лужи.
Все эти неприятности порядком задержали путников, и прибыть на постоялый двор до ночи было уже никак нельзя. Поэтому возглавлявший обоз торговец распорядился повернуть к маячившей неподалёку роще и расположиться там на ночлег.
Не успело солнце коснуться утыканного деревьями горизонта, как обозный лагерь был разбит, костры разведены, а на кострах готовилась сытная, а главное, горячая еда. Никогда ещё Такуан не был так рад простой овощной похлёбке, в которой овощей было меньше, чем суповых приправ. Горячая еда согрела Такуана изнутри, дым кухонного костра – снаружи, и вот глаза его стали потихоньку слипаться. Закатное небо покраснело и затлело, отражая в себе потрескивающие костровые угли. Наступала ночь, а с ней и долгожданный отдых. Такуан повернулся набок и крепко заснул.
Сны посещали Такуана не особенно часто, поэтому большую часть ночи тот спал совершенно безмятежно. Наконец, ему приснился такой сон.
Снилось Такуану, будто он попал в родную деревню, и будто бы там наступил фестиваль равноденствия. В этот праздник все в деревне одевались в лучшие одежды и собирались на ярмарочной площади, где вместо торговых рядов выставлялись широкие деревянные столы, куда из каждого дома приносили какое-нибудь угощение. После застолья начинались танцы, которые не переставали до самого заката. А когда солнце пряталось за горизонт, на окраине деревни возводился огромный костёр, в котором сжигали всё, оставшееся на столах, – в качестве подношения богам удачи.
Такуану приснилось это с такой ясностью, будто не было у него ни проведённых в монастыре лет, ни странствий и приключений. В конце концов сон привёл его на окраину деревни, где уже полыхал костёр в честь богов удачи. Все деревенские сидели вокруг костра, вглядываясь в пламя. Ходило поверье, что в пляшущих языках фестивального костра можно было увидеть свою удачу. Такуан сколько ни вглядывался, ничего не обнаружил. Он уселся на вытесанную из бревна скамью рядом с девочкой возрастом чуть меньше, чем он сам. Лицо девочки было покрыто веснушками, а уложенные в одну толстую косу волосы переливались золотом в свете костра. В глубине карих глаз плясали огоньки. Девочка не отрывала взгляда от костра.
И, что было для Такуана совершенной неожиданностью, ему вдруг захотелось эту девочку поцеловать. Сами поцелуи он считал делом совершенно девчачьим, и если и целовал кого-нибудь, то разве что свою матушку. Но тут им овладело новое чувство, которого Такуан ранее не встречал.
Он потянулся губами к украшенному веснушками лицу. Девочка улыбнулась, и, прикрыв глаза, сама поцеловала Такуана. Поцелуй получился невероятно слюнявым, и, как будто этого оказалось мало, девочка высунула длинный шершавый язык и стала облизывать им Такуану нос.
Такого поворота дел Такуан не ожидал даже во сне. Поэтому он широко распахнул глаза, чтобы прогнать наваждение. Но ни слюни на его лице, ни шершавый язык никуда не делись. Правда, девочка из мира грёз превратилась в лисёнка по имени Дзин. Он ещё раз облизнул Такуану нос и тихонько тявкнул.
– Фу ты! – вырвалось у Такуана, и он хотел уже прикрикнуть на лисёнка, но вместо этого крепко зажал себе рот. Он заметил, что в лагере происходит что-то неладное.
Двое из охранников, которых выставили на дежурство, вповалку лежали у прогнившего дерева. А к палатке, в которой спали остальные, подкрадывалась чёрная фигура с замотанным тряпкой лицом. В руках у неизвестного поблёскивал кинжал.
Такуан огляделся и заметил за деревом ещё двоих. «Разбойники!» – догадался он. Бандитов на дорогах княжества Четырёх Рек попадалось больше, чем бесов-оборотней, поскольку их ловлей никто всерьёз не занимался. Ну а сами разбойники, почуяв свободу, принялись грабить всех, кто попадался в их нехитрые сети.
Вот и сейчас сразу восемь разбойников окружили обозный лагерь со всех сторон. Один из них, славившийся умением скрытного хода, напал на стороживших обоз охранников и оглушил их. И теперь вознамерился расправиться с остальными, чтобы оставить путников безо всякой защиты.
Такуан с лисёнком переглянулись. Что могли они сделать против вооружённых разбойников? «Вот если бы тут Люцзы был, – вспомнил Такуан странствующего воина. – Вмиг раскидал бы всех, словно котят на ярмарке». Хотя никаких котят на ярмарках не раскидывали, в голове у Такуана вмиг нарисовалась подходящая картинка. Должно быть, сон всё ещё не до конца покинул его голову.
Пока Такуан представлял себе Люцзы на ярмарке, оглушивший сторожей разбойник проскользнул в палатку, где спали остальные охранники. Но здесь удача ему изменила – один из охранников успел проснуться. В палатке завязалась борьба. Шест, на который опиралась её крыша изнутри, не выдержал и надломился. Промасленная парусина палаточного шатра обрушилась на дерущихся. Возничий и остальные путники проснулись от шума, но сделать ничего не успели – выскочившие из-за дерева разбойники вмиг повалили их на землю и принялись вязать им руки.
