Моя задача — доказать вину обвиняемых. Я сделал это, и я убежден, что неподкупная аппаратура Логистической машины только подтвердит мои выводы. Не вызывает никаких сомнений, что обвиняемым надлежит нести ответственность за убийство в сорока двух случаях и нанесение тяжелых телесных повреждений в ста двадцати случаях. За их преступления они должны быть приговорены к высшей мере наказания, известной их закону, — к смертной казни.
Председательствующий: Я предоставляю слово для защиты.
Защитник: Задача защитника — найти и привести доводы, проливающие более мягкий свет на дела его подзащитных. Эта задача в данном случае не тяжела, напротив, аргументы, опровергающие обвинения прокурора, накапливаются почти что сами по себе. Они настолько всеобъемлющи, что разоблачают все доводы обвинения как необоснованные, и в результате должен быть вынесен не просто более мягкий приговор, чем того требует прокурор, — мои подзащитные должны быть оправданы по всем статьям.
Чтобы доказать это, я вынужден обратиться к обстоятельствам их жизни. Я абстрагируюсь от того факта, что перед нами люди того же вида, как и наши подопечные, которых мы обязаны защищать и охранять. Думаю, такое сравнение будет мне позволено, и я лучше всего проясню ситуацию, если напомню о том состоянии, которого достигли обитатели нашей планеты, когда они пользовались еще садовыми участниками Внешнего Кольца. За тысячи поколений до них были решены все задачи, достигнуты все цели, добыто все знание. Им оставалось одно: наполнять свою жизнь искусством, развлекаться и наслаждаться. Задачи по материальному производству перед ними не ставились, им не приходилось заботиться ни о пище, ни об одежде, ни об обогреве, ни о жилище. Они не работали, не занимались исследованиями, не сражались.
Эта ситуация лишь в одном моменте отличается от ситуации, в которой находятся мои подзащитные, а именно — у них есть возможность межзвездных странствий. Разумеется, странствуют они не с научными целями, а играя в весьма прихотливую игру. Подобно детям, блуждают они по чужим мирам, не зная, по существу, даже, зачем это им. И — разве могло быть иначе? — случаются катастрофы. Кто-то гибнет, но они не избегают опасностей и не боятся их — инстинкт самосохранения ими изжит. Потери приравниваются ими к минусовым очкам в игре, к неудачам, к несчастным случаям.
В любом случае мы тем самым установили, что обвиняемые наивны и инфантильны. Все, чем они занимаются, для них — игра. Они не видят разницы между игрой и действительностью. Духовные силы они растрачивают на решение ирреальных задач. Они за себя не отвечают. А по поводу обвинения в совершенных ими преступлениях сканер: они не ведали, что творили. Они не ответственны за это и должны быть оправданы!
Председательствующий: Предоставляю последнее слово обвиняемым. Александр Беер-Веддингтон!
Ал: Я требую, чтобы нас судили не автоматы, а люди. Я хочу предстать перед людьми вашей планеты!
Председательствующий: Это бессмысленно. Рене Хонте-Окомура?
Рене: Я тоже.
Председательствующий: Судебное разбирательство закончено. Логистическая машина вынесет и обоснует приговор.
Логистическая машина: Обвинитель пытался доказать, будто обвиняемые — индивидуумы, которым обычно нет дела до законов и прав. Вопрос, есть обвиняемым дело до законов и прав или нет, при определении виновности роли не играет.
Обвинитель пытался доказать, будто обвиняемые — бесчувственные, грубые существа. Вопрос, являются ли обвиняемые бесчувственными, грубыми людьми, при определении виновности роли не играет.
Обвинитель говорил о мотивах, которые вызвали действия обвиняемых. Мотивы, вызвавшие действия обвиняемых, при определении виновности роли не играют.
Защитник указал на образ жизни обвиняемых. Образ жизни обвиняемых при определении виновности роли не играет.
Защитник указал на чуждый нашей действительности склад ума обвиняемых. Чуждый нашей действительности склад ума обвиняемых при определении виновности роли не играет.
Преступления были зафиксированы Регистратором.
Личности совершивших преступления Регистратором установлены.
Имеющие законную силу возражения против виновности обвиняемых не приводились.
Обвиняемые виновны.
Их преступления по их собственному законодательству наказываются смертью в газовой камере.
Заседание суда происходило в помещении длиной в шестнадцать, шириной в восемь и высотой в четыре метра. Возникло оно из их тюремной камеры — раздвинулись стены, состоявшие из знакомых элементов.
Рене все время был готов быстро отключиться, но, когда захотел сделать это сейчас, его словно парализовало. Он совершенно отчетливо понимал, что по своему усмотрению может отключить любой орган чувств, сколь интенсивным ни было бы восприятие поначалу. Так же хорошо он знал, что даже если он и забудет отключиться или ему что-то помешает, с его телом ничего худого не случится. Интенсивность восприятия может возрасти, она может переступить порог боли, и тогда он потеряет сознание — это самое страшное, что с ним может произойти, ну и связанный с обмороком опок. Благодаря пониманию взаимосвязи процесса действие шока всегда само по себе уменьшалось до размеров вполне безобидных.
…Ал ждал. Ждал терпеливо, когда очнется Рене и еще какие события произойдут после. Сначала он услышал, как шипение уменьшилось, как оно пропало, как началось вновь. Несколько погодя он включил самую низкую ступень восприятия запахов и с удовлетворением отметил, что воздух опять пригоден для дыхания. Подождав еще немного, отрегулировал восприятие запаха, вкуса и боли, без которых его мироощущение было неполным. Как только заметил, что Рене задышал, сел рядом с ним.
Тяжело вздрогнув, Рене открыл глаза.
— Ты, старина, все норовишь нырнуть из огня да в полымя! Неужели тебе мало доставалось на орехи? Почему ты не отключился? — спросил Ал, добродушно поддевая друга.
— Не знаю, — сказал Рене хрипло. — У меня почему-то… ничего не вышло.
— Не огорчайся, — утешал его Ал. — Как ты себя чувствуешь?
— Терпимо, — ответил Рене. — Что произошло?
— Они отсосали газ, а потом подали свежий воздух — больше ничего.
— И что теперь? — спросил Рене несколько погодя.
— Я хочу попытаться вступить с ними в контакт, — сказал Ал и прокричал: — Послушайте, я вызываю защитника!
Сразу после его слов помещение приняло прежние размеры — куба высотой в четыре метра.
— Слава богу, — прошептал Рене, когда потолок поднялся и они смогли стать на ноги.
