- Но, мы-то с тобой, герои. Предотвратили заговор, взбесившихся от вседозволенности местечковых диктаторов, — вдруг мечтательно улыбаясь, заявил Стырин. — Денег, вернее оплаты для оловянных солдатиков, нет… Нет и переворота. Получается, мы с тобой, в самом зачатке, остановили очередную гражданскую войну, предотвратили кровопролитие?
- Хоть это и приятно, однако нам всем следует очень сильно постараться, чтобы найти и вычислить этого Гусарова. Давай генерал, помогай, — Харатьян перейдя в ранг сына, уже утверждал и даже приказывал. — Последнее усилие и «Прощай, немытая Россия…» Как ты говорил, «еще и детям останется»? Вот то-то же… Все изъятое, перейдет на нужды семьи Стыриных… Нас ждут с тобой пляжи Капакабаны и пальмовые рощи Фиджи…
- А может останемся? — сейчас уже Стырин выглядел растерянным. — С такими деньгами и здесь хорошо.
- Ага. Щас! Столько лет карабкаться по трупам, лебезить, прятаться, убивать и… Да ты и сам лучше меня знаешь… И все для того, чтобы остаться здесь и каждую минуту бояться, что кто-то тебя раскроет и подведет под многогодовую статью уголовного кодекса. Все время думать о том, что бывшие дружки, обиженные на судьбу и маленькую пенсию, распорют тебя, как консервную банку от уха до уха, — очень зло отпарировал Харатьян. — Нет, уж, уволь. Оставаться здесь это явная паранойя, а у нас с тобой и так нервы на пределе…
Оба синхронно вздохнули и надолго замолчали.
Генерал подозвал машину. Молча сел и непрощаясь уехал, а оставленный посреди улицы Харатьян растворился в толпе, как будто его и не было.
Если кто-то сомневается в пользе быстрого бега и умения сливаться в предполагаемых обстоятельствами с местностью, тот счастливый человек. Я к подобным бесшабашным представителям человечества не отношусь. Совсем наоборот, задыхаясь от быстрого бега по пересеченной местности, меняя внешность и мокрые брюки, приседая и подпрыгивая, пытаюсь одновременно стать и хамелеоном, и гепардом…
Все о чем я говорил выше связано с одним интересным наблюдением пришедшим ко мне после преодоления рубежа в сорок лет. Чем ближе к финальному аккорду в цветах и завываниях баб по найму, тем больше жить хочется. «Во многих знаниях огромные печали» с этим утверждением классика согласен. Но от себя добавлю, что не только «многие печали», но и познание истинного вкуса к жизни.
Кажись, распробовал… Разгрыз орех познания. Пришел к тому, о чем, как бы и догадывался, но особого значения не придавал. Понял, что эта, такая короткая жизнь, слаще любой ширазской халвы и прекрасней всех красот мира.
Все это, заставляет меня не только сбивать ноги в кровь, в поисках очередной дозы эндорфина (гормона удовольствия вырабатываемого самим организмом и сходного по действию с морфием), но и не забывать об элементарных нормах предосторожности.
* * *
Прибыв домой, сразу же проверил и приклеенный на дверь волосок и под половичком у входной двери, полюбопытствовал много ли под ним раздавленных крупинок гречки. Вроде все было в порядке.
Уже в квартире, надуваясь от важности и серьезности момента, провел еще ряд манипуляций. Достал хитрый приборчик, походил с ним вдоль стен и электрических розеток. Стрелка не отклонялась и сигнал не пищал. Не ограничившись все этим, понюхал воздух. Кроме запаха нежилого помещения, ничего другого в ноздрях не наблюдалось. Поэтому, спи спокойно, дорогой товарищ, и приятных тебе снов.
Все просто и незатейливо.
За долгие годы своей суматошной и взбалмошной жизни, я привык к такому укладу. Не помню, говорил или нет, но в свое время меня очень удивило и поразило странное открытие. Оказывается, профессиональные монтажники-высотники, работающие на огромных высотах, никогда не пристегиваются страховочными поясами к страховкам, т. е. на высоте работают без этой призрачной защиты. Специалисты пояснили, что это делается для того, чтобы быть в постоянном тонусе и ни на секунду не снижать внимание.
Один из способов обмануть постоянную опасность? Наверное. А может и несусветная глупость, но оттого-то они и живут дольше молодых коллег, оттого, что приучили организм надеяться только себя, а не на страховочный пояс. Тысячу раз пристегнулся, а на тысячу первый, что-то отвлекло, задумался, покачнулся и большой привет с очень большой высоты.
Рассуждать о всякой всячине, из области деятельности монтажников-высотников, это просто. Совсем непросто, придерживаться своих собственных установок, связанных в первую очередь с личной безопасностью. Особенно тяжело уследить за всем этим, когда наплевав на собственное величие суперагента, в компании с грузчиками из соседнего гастронома, выпиваешь веселящего хлебного вина. Расслабляешься т.с. до рвотных рефлексов. А по другому, как снять напряжение? К психоаналитику, что-ли тащиться? Если среди читателей появились умные, пусть подскажут.
Поэтому, в тот же вечер, после приема гвардейских ста граммов, в переводе на общедоступный — это литр сорокоградусной жидкости, пришло это великолепное состояние когда забываешь, как тебя зовут, кто ты по национальности и к какой примыкаешь профессии. Так хорошо становиться на душе и ниже, что прямо слов никаких нет, так хорошо. И ноги весело несут тебя в разные стороны, по этой разукрашенной земле, но в конце концов, притаранивают к тому месту, где есть твой персональный плохо надутый матрас и кухня с газовой плитой и початой пачкой чая.
* * *
После всех необходимых манипуляций у входной двери, зашел в квартирку. Даже не зашел — вполз… Здрасте-пжалуйста… Вот он я, явился на свой, законный пляж…
А в моем жилище пахнет воровством, там гости, именно те, «которые хуже татарина»… Старые знакомые с новыми лицами и судя по всему — плохими намерениями. Я и позабыл, что на чужой даче, где чудом остался жив, мои документики заботливо были прочитаны и внимательно изучены. Странно, я же отчетливо помню, там были совсем другие координаты…
Пришлось строго… Ик… Этих невоспитанных граждан… Возмущенно потребовать… Ик… Да, да… Именно потребовать. Немедленно покинуть мое жилище и не нарушать… ик… пр-р-р-рава граждан, защ-у-у-ищаемых великой конституцией и вождем…
У меня для подобных моментов, была приготовлена красивая и достаточно убедительная речь… Однако…
Удар ногой в скулу, конечно, не отрезвил но, кое в какое душевное равновесие привел.
«Что ж вы, сучьи дети делаете?»
«Пьяного бьем и грабим, — отвечают, эти самые дети суки. — Может, вскорости, будем пытать-убивать.»
«Нехорошо это, не по-божески» — пытаюсь их урезонить и призвать к следованию христианских заповедей.
