Когда Ник до «Владимирского централа» добрался — незабвенного Михаила Круга, — публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
По окончанию «Централа» в замке противно заскрипел ключ, дверь приоткрылась, и появившийся на пороге Сидорчук недовольно зашипел:
— Обнаглели совсем, ухари? Прекращайте орать! В карцер захотели? А ты, новенький, пой, потише только. Что-нибудь душевное давай! Я дверь закрывать не буду, тоже послушаю чуток.
Душевное? Пожалуйста.
Далее последовало: «Я не старый, но поверь — уже седой», «Стало мне грустно вдруг, осень стоит за окном», ещё что-то.
Но особенно слушателям понравилась давняя песенка Аркаши Северного — «Мишки». Правда, Ник и от себя пару куплетов добавил, сочинённых ещё в стройотрядовскую бытность.
— Заплутали мишки, заплутали, заблудились в паутинках улиц… — задушевно выводил Ник, а про себя сомневался: «Заплутали мишки…. А не про меня ли это? Может, это я и заплутал? Во времени…»
Так вот Ник и стал местным «авторитетом»: отвели ему лучшие нары — рядом с Сизым, освободили от всяческих хозяйственных работ.
Не жизнь, малина: с утра завтрак скромный — чаёк жидкий с хлебушком, потом часовая прогулка во дворе, музицирование, обед с полноценной баландой, снова — песенки разные, ужин — в точности как завтрак, перед сном — анекдотов травление неустанное.
Только вот анекдоты тутошние совсем Нику не нравились, сплошной «Петросян» какой-то: всевозможные туалетные вариации, блевотина в общественных местах, мужское достоинство, оторванное токарным станком, прочая ерунда.
Впрочем, и его анекдоты встречали без должного понимания.
Как-то ночью, когда Корявые и Шпала уже крепко спали, решил Ник рассказать свою историю Сизому, да Профессор при этом присутствовал.
Лёха и до половины недослушал, плюнул, ругнулся матерно и спать отправился, пробубнив напоследок:
— Я и сам большой мастер — сказки травить глупые, по ушам братве ездить нещадно…
А Профессор до конца выслушал, минуты три-четыре просидел молча, а потом уже, когда неуклюже на нары забирался, высказал своё мнение:
— Теоретически — да и с философской точки зрения — пробой во Времени возможен, конечно…. Или всё же прав Сизый — горбатого лепите? Извините, мой юный друг, за эту ужасную фразу! Три года на зоне — не шутка. Привязались всякие слова-паразиты…. Простите уж старика!
Только через четверо суток, уже под вечер, пришли за Ником.
И не миляга Сидорчук, а двое в штатском — рослые такие, с глазами оловянными и пустыми.
— Задержанный Иванов, на выход! Гитару взять с собой!
Взял Ник гитару за деку, всем головой кивнул — на всякий случай — да и пошёл.
— Постойте! — Профессор его окликнул. — Вы, Никита, следите внимательно за своим языком. Думайте, прежде чем говорить. Как в той пословице: «Семь раз отмерь, а потом только — отрежь!»
Дельный совет.
Глава вторая
Капитан НКВД Курчавый и новое имя
— Отставить разговоры! — рявкнул с дежурной угрозой в голосе оловянноглазый. — Поторапливайтесь, гражданин Иванов! Руки с гитарой — за спину!
По всё той же узкой, почерневшей от времени лестнице спустились на первый этаж, потом, по другой уже, в подвал. Мрачный коридор, скупо освещённый тусклыми лампочками; массивная, открытая настежь дверь.
— Товарищ капитан, — доложил один из конвоиров в открытую дверь, не делая попытки переступить порог. — Задержанный доставлен.
— Задержанного — ввести! Двери — плотно закрыть! — прозвучала негромкая команда.
Получив тычок в спину, Ник сделал несколько торопливых шагов вперёд. Дверь за его спиной мгновенно захлопнулась.
Просторный такой кабинет, уютный даже, лампочек ярких пяток под потолком. По правой стене комнаты выстроились многочисленные книжные полки, по левой — стеллажи с папками, разномастные шкафы, пара сейфов. У дальней стены обнаружился стол — старинный, письменный, покрытый синим потёртым сукном. Рядом с ним притулился одинокий стул с вычурно выгнутой спинкой. Над столом, на стенке, висел портрет Сталина. За столом восседал пожилой гражданин, седоусый и полностью лысый. Именно, что лысый, а не бритый.
— Присаживайтесь, задержанный, — любезно предложил лысый и тут же представился: — Капитан НКВД Курчавый, Пётр Петрович.
— Бывает, — автоматически прокомментировал Ник, осторожно присаживаясь на краешек стула. Гитару прислонил к ближайшей книжной полке.
— Хамить изволим, — подытожил Курчавый, внимательно разглядывая Ника.
Глаза у капитана были умные, а взгляд цепкий, с насмешливым прищуром.
— Да нет, даже и не думал. Само вырвалось, — признался Ник. — Смешно просто: лысый — но Курчавый. А я — Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения.
— Тысяча восемьсот восьмидесятого года? — уточнил Курчавый.
Ник благоразумно промолчал.
— Ясно, — нахмурился капитан, записывая что-то на листе бумаги, предварительно обмакнув перьевую ручку в солидную чернильницу. — Иванов Николай Андреевич, восьмидесятого года рождения. Парашютист?
— Парашютист, — обреченно подтвердил Ник.
— Лейтенант Красной Армии?
— Лейтенант.
Про то, что он лейтенант, но запаса, да и армия уже давно вовсе и не «Красная», Ник, помня совет Профессора, уточнять не стал.
Курчавый отложил перо в сторону и уставился на допрашиваемого тяжёлым взглядом.
Помолчали.
Капитан достал из толстой папки, лежавшей перед ним, небольшую фотографию, щелчком отправив её через стол, спросил небрежно:
— Узнаёте?
С фотографии на Ника смотрел полноватый блондин возрастом немного «за пятьдесят», с шикарным волнистым чубом. Мужчина широко улыбался, демонстрируя наличие нескольких металлических, а может, и золотых зубов.
Было что-то знакомое в его лице. Нос, например. У Ника такой же — с лёгкой горбинкой, да и волосы — того же колера.
— Нет, — повертев фотографию перед глазами, сказал Ник. — Не знаю имени этого человека. Может, и встречались с ним. Но где, когда? Не могу вспомнить.
— Вот это и странно, — задумчиво протянул Курчавый. — На фотографии — Иванов Николай Андреевич, тысяча восемьсот восьмидесятого года рождения, парашютист, лейтенант Красной Армии. Помимо прочего — выпивоха и разгильдяй. Не уволен в отставку только благодаря своим прошлым заслугам. Герой гражданской войны, как-никак. Может быть, вы его племянник, брат? Уговорили родственника на подмену, прыгнули с парашютом вместо него, чтобы потом было чем хвастать перед девчонками? А?
