— Было такое.
— Ну вот, они и рекомендовали тебя в адъютанты… И еще один человек будет. Как? Согласен?
Яша сгорал от нетерпения и любопытства, а когда капитан произнес такие слова, как «адъютант» да «летучий отряд» у Яши даже поджилки задрожали. Он уже представил себя адъютантом командира летучего отряда — вроде Петьки при Чапаеве. Летит командир на рыжем жеребце впереди отряда — и Яша рядом, выхватывает командир сверкающую на солнце шашку — и Яша тоже. Ветер свистит в ушах, земля гудит под копытами коней, громом катится вслед за Яшей воинственный клич летучего отряда: Ур-ра-а-а! Руби фашистов! Фашистам такое ни в жизнь не выдержать! Бросают они в бурьян свои автоматы и пулеметы, бегут, бегут, бегут в кукурузные заросли. А Яша с командиром уже настигают их и шашками направо, налево — раз, раз, раз! Падают на черную землю кукурузные стебли, срубленные вместе с фашистскими головами…
— Ну как? Согласен? — снова спросил капитан.
И нет уже ни кукурузного поля, ни порубанных фашистов, ни коня, ни шашки в руке… Есть выжженная степь, седая от солнца стерня да жесткая, как остывший шлак, глина на бруствере. Есть незнакомый капитан, который пытливо смотрит на Яшу прищуренными в улыбке глазами… Уж не смеется ли он над Яшей? Не разыгрывает ли он его, как мальчишку?.. Надо бы посерьезнее себя держать с ним, а то и вправду пацаном посчитает.
Яша неторопливо отряхнул брюки от приставшей земли и соломинок, пригладил ладонью взвихренные рыжеватые волосы на голове и, стараясь казаться совершенно спокойным, деловито спросил:
— Нас четверо ходило в военкомат, в райком — тоже. Все — ребята что надо. Почему же меня только одного берете?
— Мне пока один адъютант нужен, — серьезно, в тон Яше, ответил капитан. — Потребуются еще бойцы — и других возьмем. Ты их держи на примете, если ребята крепкие.
— Ладно.
И все-таки ненадолго хватило Яше солидности — любопытство одолело. Он смутился, почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо и, отвернувшись чуть в сторону, чтобы капитан не заметил, не передумал и не отказал в адъютантстве, спросил:
— А что такое летучий отряд? Кавалерия? Да?
Капитан понял его, пощадил мальчишечье самолюбие, потушил смешинки в глазах, ответил серьезно, как равному:
— Нет, Гордиенко, не кавалерия. Но часть — очень серьезная, прибудешь — увидишь. Служба у нас опасная и трудная, берем только тех, кто ничего не боится и готов жизнь отдать в борьбе против фашистов.
Обняв Яшу за плечи, увел его в степь. Расспрашивал о школе, о Яшиных друзьях, о комсомоле, говорил про Павку Корчагина. Разговаривали так задушевно, словно с братом Алешкой.
На прощание капитан вынул из кармана банку консервов:
— На, держи! Первый адъютантский паек.
Яша смущенно отказался. Капитан сунул банку Яше в карман:
— Ладно, отдай матери. С харчами-то у вас негусто.
Яша так и остолбенел от неожиданности. Оказывается, капитан знал всю их семью, и про больного отца, и про Нинку, и про старенькую мать, которая плохо видит без очков.
— Чего ты? — слегка прищурил глаза капитан.
— Откуда вы все это знаете?
— Я все знаю, — улыбнулся капитан, — Бери.
— По-нят-но…
— Ну вот что, Яша Гордиенко, капитан Хива, — сказал капитан, когда Яша немного успокоился. — Можешь считать себя зачисленным в отряд. Но дело это пока секретное. Умеешь держать язык за зубами?.. Еще раз говорю: я для тебя — просто дядя Володя, ты для меня — адъютант Яшко. Ясно? Встретишь на улице — проходи мимо, не показывай вида, что знаешь. И так — пока я тебя не позову.
— Разве не сейчас?
— Нет, Яшко, не сейчас.
— А скоро? Позовешь-то скоро, товарищ капитан?
— Дядя Володя, — поправил его капитан. — Скоро, Яшко, скоро. Как только понадобишься. А теперь… — капитан посмотрел на часы. — Всех вас сегодня отпустят в город, ночью сюда придут войска. У меня вот там, в посадке, машина. Так что я тебя до города прокачу.
— Дядя Володя, а в ту машину еще двое пацанов влезут?
— Товарищи, что ли?
— Ага!
— Верные?
— У-у! До деревянного бушлата!
— Ну, для таких верных товарищей всегда место найдется. Но… в следующий раз.
— Когда понадобятся?
— Молодец, догадался.
— Есть, капитан!
3. Тайна Большого Фонтана
Проходили дни за днями, бои уже шли у самого города, а от капитана — ни слуху ни духу. И о летучем отряде ничего не известно…
Днем, таская вместе с другими ребятами землю и камни для городских баррикад или пробираясь с мамой и Ниной под обстрелом за Жевахову гору, чтобы нарыть картошки, о капитане думалось меньше. А ночью, когда Яша оставался один на один со своей тайной, капитан не шел из головы. Эх, капитан, капитан! А может, и не было никакого капитана! Может, это все привиделось во сне? Или… Нет, капитан был, во какой!
— Ну что ты вертишься, Яшко? Спать не даешь, — недовольно ворчал старший брат Алексей, с которым Яша спал на одной кровати.
Во сне снова приходил высокий затянутый ремнями капитан, уводил Яшу в степь. И если в ту ночь не было воздушной тревоги, все повторялось: и разговор о Павке Корчагине, и расспросы о товарищах, и обещание вызвать в летучий отряд… Глаза сами открывались, и Яша слышал, как в соседней комнате тяжко кашляет больной отец, сладко посапывает в углу на своей кроватке тринадцатилетняя Нинка, у самого уха посвистывает носом Лешка, неслышными шагами ходит потерявшая покой мать.
Мать у Яши строгая. Никогда не накричит зря, но и не любит, как другие, нежить да баловать детей. Может быть, потому, что нелегко ей растить их: Яков Кондратьевич второй год прикован к постели, а дети повзрослели, и одеть их, и накормить их надо, и учебники купить, и на кино хоть когда-никогда рубль дать. А с чего взять? Вот и крутится Матрена Демидовна, с корочки на корочку перебивается, с блузы рубашку выкраивает. Но с пенсии бывшего корабельного плотника да с крохотного огорода, что за Жеваховои горой, не много возьмешь. Хорошо, что дети ее понимают: не сластены, не неженки, лишнего куска хлеба не попросят, хотя животы, что голуби, всяк час воркуют… В этом году малость и полегче стало. Нина пока малышка, о нарядах еще не думает, мальчишом растет, все по братьям равняется. Несмеяну Яше — этому бы только книжки. Теперь он в спецшколе — одет, обут, накормлен, только на каникулах его дома и видишь. А Лешенька уже и при деле — ювелирному мастерству обучается. Мастера хвалят: у Лешки Гордиенко, говорят, руки ладные, отцовские. Глядишь, какой рубль заработает — семье уже подмога… Вырастают дети, выбирают себе дороги, продолжают дело отца: Лешенька — к мастерству, Яша — к морю рвется. Матери ли ревновать сыновей к отцу? — его наследники! А ей — стоять у перекрестка, где расходятся их дороги, провожать на работу да в походы, смотреть в синюю даль, ждать писем… Старость обещала быть тихой, спокойной, ясной… Да вот война…
