— Еще одно слово. Кто тот человек, которого я видел в доме и которого называли доном Бенито?
— Что до него, то вы скоро о нем узнаете! Это — руководитель всего техасского восстания. Больше я ничего не имею права сказать вам по этому поводу. До свидания, до завтра, до девяти часов у генерала!
— Отлично.
Оба собеседника вежливо распростились и вошли в город с разных сторон: полковник направился к своей квартире, а Джон Дэвис, по всей вероятности, пошел искать ночлега к одному из многочисленных инсургентов, живших в Гальвестоне.
Дурные вести распространяются, как известно, с необыкновенной быстротой. Почему? Это тайна, до сих пор неразгаданная. Как будто электрический ток несет эти вести с головокружительной скоростью и ради своего удовольствия рассеивает их на своем пути.
Ягуар и Эль-Альферес приняли все меры предосторожности, чтобы скрыть ото всех свою вылазку. Они хотели, чтобы результаты ее держались в тайне до той поры, пока они не предпримут всех мер, необходимых для обеспечения полного успеха этого рискованного предприятия.
Внутреннее сообщение в то время, как и по сей день, было в тех местах весьма затруднительным. Только один человек — полковник Мелендес — приблизительно знал, что произошло, и мы видели, что он был лишен возможности сообщить об этом кому бы то ни было. Тем не менее не прошло и двух часов с того времени, как совершилось событие, которое мы описывали, а слух о нем уже распространился по всему городу. Этот слух, как шум морского прилива, становился все грознее и скоро принял ужасающие размеры. Как обычно бывает в подобных случаях, истина потонула в массе глупейших и невероятнейших подробностей и почти совершенно исчезла, уступив место огромному числу домыслов. Один был несообразнее другого, но, вместе с тем, они пугали население и приводили его в неописуемое волнение. Говорили, между прочим, что инсургенты начали наступление на город, что у них сильный флот, состоящий из двадцати пяти судов, и что они могут высадить армию в десять тысяч человек, снаряженную пушками и другим оружием. Говорили не более и не менее как о бомбардировке инсургентами Гальвестона и о том, что значительная часть этих инсургентов принимала на суше все меры, чтобы отрезать городу всякое сообщение с материком.
Люди, которыми владеет страх, не рассуждают. Несмотря на явную несообразность предположения о том, что инсургенты могут собрать флот и такую значительную армию, никто не сомневался в правдоподобности этого слуха, и горожане со страхом обращали взоры к морю и в каждом показавшемся на горизонте парусе видели авангард техасской эскадры.
Даже сам генерал Рубио был сильно озабочен, и хотя он не особенно верил тем глупым слухам, которые доходили до него, тем не менее предчувствие, никогда не обманывавшее его, говорило, что он находится накануне каких-то грозных событий, которые не замедлят разразиться над городом, словно гром.
Продолжительное отсутствие полковника, причина которого была ему неизвестна, служило генералу еще одним поводом к тревоге. Положение становилось настолько напряженным, что генерал не мог не сделать попытки рассеять грозу, собиравшуюся на горизонте.
К несчастью, по своему географическому положению и как центр торговли Гальвестон — вполне американский город, и доля мексиканского населения в нем крайне невелика. Генерал не сомневался в том, что главные представители городской торговли — американцы северных штатов — искренне сочувствуют повстанцам и только ждут удобного случая сбросить с себя маску и открыто перейти на их сторону. Даже мексиканцы не могли быть удовлетворены подобным положением — оказаться взаперти в осажденном городе — и предпочли бы открытой борьбе, вредящей их коммерческим интересам, какое бы то ни было соглашение.
Капиталисты не имеют отечества, а потому, с точки зрения политики, население Гальвестона в глубине души очень мало заботилось о том, техасцы ли они или мексиканцы, лишь бы их не разорили. Этот вопрос был для них самым существенным. Окруженный такими эгоистами и смущаемый дурными слухами, генерал не мог не ощущать сильной тревоги, тем более что в его распоряжении были силы настолько незначительные, что они не могло бы затушить восстание в том случае, если бы городское население действительно возмутилось. Прождав понапрасну до одиннадцати часов возвращения полковника, генерал решил призвать к себе самых влиятельных городских торговцев, чтобы вместе с ними изыскать средство, которое отвечало бы интересам каждого из них и, вместе с тем, помогло бы ему самому укрепиться в городе.
Торговцы тотчас же отозвались на приглашение генерала. Такая поспешность с их стороны для всякого, кто мало знаком с истинным характером американцев, показалась бы добрым знаком, тогда как на генерала факт этот произвел совершенно обратное впечатление.
Около полуночи гостиная генерала была уже полна: в ней собрались человек тридцать торговцев, почтеннейших граждан Гальвестона.
Его превосходительство дон Хосе-Мария Рубио был, прежде всего, человеком дела, честным, прямым и следовавшим убеждению, что люди при любых обстоятельствах должны действовать открыто и неуклонно идти к намеченной цели. После взаимного обмена приветствиями он начал говорить. Без всяких ухищрений, ясно и твердо генерал раскрыл перед всеми настоящее положение дел и просил у знатных граждан их доброго содействия, которое помогло бы ему предотвратить надвигающуюся беду. При этом генерал объяснил им, что содействие это сделает его настолько сильным, что он будет в состоянии победить целую армию инсургентов и заставить их отступить.
Торговцы были далеки от мысли, что им сделают именно такое предложение, а потому они были положительно ошеломлены. В продолжении нескольких минут они даже не знали, что возразить генералу. Наконец, переговорив шепотом друг с другом, они, по-видимому, пришли к соглашению. Из середины их выступил самый влиятельный и старый коммерсант и от имени всех заговорил с той двойственностью, которая так характерна для жителей Соединенных Штатов и так часто вводит в заблуждение неопытных слушателей.
Этот коммерсант, уроженец Америки, в дни своей молодости перепробовал все более или менее выгодные ремесла, благодаря которым в Новом Свете можно за короткое время нажить огромное состояние. Приехав в Техас торговцем невольниками, он мало-помалу расширил свою торговлю; после этого он принялся за спекуляцию, и удача улыбалась ему, так что менее чем за десять лет он стал обладателем нескольких миллионов. Как человек, он был не что иное, как старая лисица без чести и совести, по инстинктам — грек, а по темпераменту — еврей. Его звали Лайонел Фишер. Он был мал ростом и выглядел на шестьдесят лет, тогда как на самом деле ему было семьдесят.
