На дне валялась всякая всячина. Пустые бутылки из-под воды, консервы. Астролябия, циркули, и компас, и свернутые карты. Сверху раздался жуткий скрежет, я взглянул и увидел, что одна из металлических стоек рамы оторвалась от каркаса гондолы. Слишком большой вес. Я с ужасом смотрел, как рама начинает выгибаться от тяжести.
— Скорее! — заорал я ребятам на «Авроре». Лебедка торопливо тянула нас вверх, но все же недостаточно быстро, потому что гондола резко дернулась и вторая стойка оторвалась начисто. Корзина начала медленно крениться, по мере того как слабели две оставшиеся стойки.
Мы были уже на одном уровне с грузовым люком, но нужно было еще затащить корзину внутрь, а гондола грозила вот-вот опрокинуться и вытряхнуть нас в воду. Металлическая рама стонала и скрипела. Я уцепился одной рукой за край корзины, а другой ухватил этого человека за запястье, зная, что у меня не хватит сил удержать нас обоих, если гондола перевернется.
Взглянув вверх, я увидел, как крюк скрежещет по раме, высекая искры, вот-вот сорвется с оторвавшейся стойки, и мы наверняка упадем…
С ужасным грохотом мы ударились о палубу грузового отсека. Внутри.
Я услышал голос капитана:
— Закройте грузовой люк, будьте добры! Мистер Кахло, свяжитесь с командной рубкой и попросите снова набрать высоту до двухсот метров.
И потом все столпились вокруг, заглядывая в гондолу. Док Халлидей забрался в нее, и я посторонился, чтобы освободить для него место. Чья-то рука хлопнула меня по плечу, я обернулся. Капитан Уолкен улыбался мне:
— Хорошая работа, мистер Круз. В самом деле, отличная работа!
Мне вдруг ужасно захотелось пить, и еще я почувствовал, что устал до смерти, и вспомнил, что на ногах уже больше шестнадцати часов и в другое время уже давно спал бы в своей койке. А вместо этого я болтался посреди неба. Я начал выбираться из корзины, но колени задрожали, и капитан Уолкен и мистер Чен подхватили меня под руки и перенесли на палубу.
— Ты храбрый парень, Мэтт Круз, — заявил мистер Чен.
— Нет, сэр. Просто легкий.
— Он легче воздуха, наш мистер Круз, — сказал один из штурманов. — В другой раз он прокатится на облаке, это точно!
Чьи-то руки ерошат мне волосы, хлопают по спине, кто-то говорит: «Молодец!», и я пытаюсь не улыбаться и все равно улыбаюсь и даже смеюсь, потому что так здорово знать, что я все-таки втащил эту гондолу внутрь, спас пилота и все оценили это. Все эти люди, которые знали моего отца. Его они тоже называли мистер Круз.
Док Халлидей и еще один матрос перекладывали пилота из гондолы на стоящие наготове носилки.
— С ним все будет в порядке? — спросил я доктора.
— Еще не знаю. — Вот и весь сказ, и лицо дока было таким мрачным, что у меня как-то странно заныло под ложечкой. Плетеная корзина из прутьев в нашем грузовом отсеке выглядела странно и совсем не к месту.
— Идите отдыхать, мистер Круз, — сказал мне капитан.
Я кивнул, но уходить не хотелось. Я глядел, как они кладут пилота на носилки, и гадал, кто он. И еще мне хотелось осмотреть гондолу и выяснить, что же там случилось.
— Сначала спать, мистер Круз, — повторил капитан. — Ваш отец очень гордился бы вами.
Я постарался сдержать горячую влагу, подступившую к глазам.
— Благодарю вас, сэр.
Ноги мои дрожали, пока я выбирался из грузового отсека и тащился обратно по узкому мостику к каютам экипажа. Легче воздуха? Да я чувствовал себя тяжелым, как свинец. Я открыл дверь в свою каюту, бросил взгляд на часы. Пять тридцать девять. Я стянул рубаху и брюки и забрался в койку. И, как часто бывало, когда я засыпал в воздухе, я покинул свое тело и заскользил рядом с «Авророй», и отец присоединился ко мне, и мы полетели.
В полдень я сменился с вахты и пошел в лазарет узнать, как дела у пилота аэростата.
— Не слишком хорошо, Мэтт, — ответил док Халлидей. — У него воспаление легких, и я уверен, что несколько дней назад он перенес сердечный приступ. И еще ужасное обезвоживание.
— Но он будет жить?
Доктор приподнял брови, и губы его сложились в печальную улыбку.
— Думаю, нет, Мэтт. Даже окажись он на земле, его сердце и легкие в таком состоянии, что едва ли можно что-либо сделать.
— Кто он?
— Бенджамин Моллой. Согласно документам, он пытался в одиночку совершить кругосветное путешествие.
Время от времени слышишь о таких вещах. Какой-нибудь парень решает облететь вокруг земли на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом. Никому еще это не удалось. Они всегда или вынуждены бывают приземлиться, или о них никто больше ничего не слышит. Я не знал, был ли этот мистер Моллой храбрецом или просто безрассудным авантюристом, но не мог не восхищаться его дерзостью.
— Можно мне его увидеть? Пожалуйста.
Док Халлидей поколебался, потом кивнул:
— Он спит, имей в виду. Не буди его.
Изолятор, всего на две койки, был отделен занавеской от аптеки и главного смотрового кабинета. Вторая койка пустовала. Я взял стул и сел подле мистера Моллоя. Он был обложен подушками и хрипло дышал. У меня было какое-то странное ощущение некой связи с ним, иначе я не могу это назвать. Это я заметил его аэростат в ночном небе, и я забрался в его гондолу и нашел его там, лежащего на полу, совсем обессилевшего и беспомощного. Может, дело было еще и в том, что он казался немного похожим на моего отца, только постарше, — но, возможно, это мне только казалось.
Я накрыл ладонью его руку. Она была обжигающе горячей и худой — кожа да кости, и мои пальцы показались мне самому ледяными. Он шевельнулся, и я отдернул руку, боясь, что потревожил его. Глаза его открылись. Они были затуманены и смотрели сквозь меня, словно сосредоточившись на чем-то ином. Словно он был уже не здесь.
Он немного закашлялся, и я поднес стакан с водой к его губам, но он вроде бы не хотел пить, а может, не мог глотать. Немного воды пролилось ему на подбородок и на простыню.
— Извините, сэр, — сказал я, промакивая воду салфеткой.
Закончив, я опять посмотрел на него, и теперь взгляд его был осмысленным.
— Ты их видел? — спросил он скрипучим голосом.
— Кого? — Я засомневался, в здравом ли он рассудке.
— Крылья. Кругом, — ответил он. Он выговаривал слова очень медленно, сглатывая и кашляя в перерывах между ними. — Наверно, всегда. Были там. Только никто. Никогда. Не видел.
Он попытался сесть, опираясь на локти, будто у него было какое-то очень важное дело, но сил у него не хватило, и он снова упал на койку. Он опять повернулся ко мне:
— Но ты. Должен был видеть.
Казалось, это так важно для него, что я соврал.
— Да, — ответил я. — Я тоже видел их.
