— Вот этого я уж не ожидал от тебя, Кэндал! — Голос его был полон горечи и искренней обиды.
— Хорошо, что ты не столь сверхгоряч, как Жоа. А то бы я нажил сегодня еще одного злейшего врага! — рассмеялся Кэндал…
Старый Нхай тем временем под веселые шуточки курсантов, этих молодых зубоскалов, обряжался в красный пиджак и бирюзовые брюки, собираясь на свидание к маме Иду, своей невесте.
Однако, выйдя за ворота лагеря «фридомфайтеров», Нхай вместо района бывшего сеттльмента, где стояла вилла Мангакиса, неожиданно свернул к «кладбищу Истории» — так в Габероне называли болотистый пустырь на берегу океана. Туда после провозглашения независимости со всего города свезли бронзовые статуи колониальных губернаторов и генералов-завоевателей и где они валялись теперь, покрываясь зеленью и дожидаясь отправки на переплав.
На берегу океана Нхай прошел к одной из старых лодок. На корме древней посудины сидел рыбак в широкополой шляпе с обвислыми полями, в грязной красной рубахе и неопределенного цвета брюках, закатанных по колено. Стремительно темнело. Рыбак собирал удочки, попыхивая сигаретой.
— Да поможет тебе Катарвири, владетельница воды! — громко сказал старый солдат.
— Катарвири знает свое дело, — лениво отозвался рыбак.
— Начальник говорил со мною сегодня… — сразу перешел к делу Нхай. — Он показывал мне фотографию белого офицера… Он не поверил ни одному моему слову.
Сигарета пыхнула опять. Нхай успел заметить на лице рыбака довольную улыбку.
— Кто-нибудь еще расспрашивал тебя о том офицере?
— Нет, — твердо ответил Нхай. Капитан Морис вскинул голову:
— Ты уверен?
— Камарад! — обиделся Нхай. — Ты же знаешь, что, хотя глаз у меня только один, никто еще не мог скрыть от меня свои следы.
— Хорошо. Когда ты должен возвращаться в буш?
— Может быть, завтра, может быть, через день. Как только будут готовы люди, которых мне надо вести в отряд.
Морис тихо засмеялся:
— Надеюсь, что твоя невеста захочет видеть тебя и завтра. Тогда — здесь, в это же время.
Здесь, на вилле экономического советника ООН Мангакиса, Нхай чувствовал себя человеком значительным. Евгению было занятно наблюдать за простодушным стариком. Только когда старый Нхай заговорил о Майке Брауне и побледневшая Елена бессильно опустилась в кресло, Евгений вдруг понял, что старик-то не так уж и прост. Он прекрасно знает: Майк, Елена и Евгений хорошо знакомы. Корнев-младший не раз при Нхае вспоминал о Майке.
Но сейчас старый Нхай упорно делал вид, что всего этого не знает.
— Что с Майком? Где он теперь? — осторожно заговорил Евгений.
Елена в упор смотрела на старого ветерана. Но Нхай выдержал ее взгляд — ведь у него — задание! Он выдержал бы и не такое, но в этот момент ему на плечо тяжело легла рука его невесты — мамы Иду.
— Отвечай, ну! — грозно пробасила она, и Нхаю показалось, что блюдо мой-мой — огромных клецек из ямсовой муки — нависло над его головою.
— Да жив этот ваш… Майк Браун! — невольно вырвалось у него. — О великий Шанго, на этой земле все сошли с ума. Больше я ничего не скажу!
И великодушная мама Иду поняла его.
— Ну что вы набросились на человека! — обернулась она к молодым людям.
Потом смущенно поставила перед женихом блюдо с мой-мой, которое секунду назад, казалось, была готова обрушить на его упрямую голову.
— Угощайтесь, дорогой камарад Нхай. Это я сама приготовила, — сказала она и смущенно прикрыла толстые губы кончиком цветастого передника.
Елена и Евгений неловко переглянулись.
А в общем вечер удался на славу. Нхай, отдав должное бару Мангакиса, довольно поздно возвратился в лагерь.
За обедом Майк Браун был необычно рассеян.
Он почти физически ощущал тонкий листок бумаги, лежавший в левом кармане его куртки. Иногда ему казалось, что капитан Коста как-то странно смотрит на него, даже в обычной угрюмости майора Коррейя, мрачневшего с каждым бокалом, Майку чудилось нечто подозрительное. И Браун никак не мог решить, как поступить с запиской.
— Нашему молодому другу сегодня что-то не по себе, — донесся до сознания Майка словно издалека жизнерадостный голос крепко захмелевшего де Сильвы, — но, право же, не стоит так расстраиваться, человек жил, человек умер. Никуда от этого не уйдешь.
Широкое лицо полковника стало пунцовым, толстые чувственные губы блестели.
— Не будем думать о завтрашнем дне! Любовь сильнее смерти! Так давайте же…
Полковник резким движением оторвался от стола, его повело в сторону, и, почти падая вперед, он устремился к Мелинде.
Майк вскочил, но между вдовой Гомеша и де Сильвой уже стоял капитан Коста.
— Что! — взревел де Сильва. — С-со-сунки из контр-р-разведки!
— Браун! Уведите женщину! — ледяным голосом приказал Коста, и Майк невольно шагнул к Мелинде, прижавшейся к серой бетонной стене.
Он ожидал увидеть в ее лице страх, но глаза Мелинды были холодны, в них стыла ненависть.
— Прошу вас, сеньора, пройдем в мой… в кабинет вашего мужа… Мне нужно поговорить с вами, — вполголоса пробормотал Майк.
Он покосился через плечо: полковника держали двое — Коста и Коррейя, а он упрямо вырывался, лысина его стала пунцовой, на губах выступила пена.
В кабинете Майк предложил ей присесть. Мулатка скромно устроилась у самой двери, пододвинув стул к стене.
— Вы думаете, я испугалась, капитан?
— Он пьян, — извиняясь за то, что произошло в столовой, продолжал Майк. — Его сейчас отведут спать.
— Гомеш тоже часто напивался, — словно самой себе, спокойно, низким голосом проговорила Мелинда. — Это от страха смерти. Буш не щадит тугов, и они знают это.
Майк поймал себя на мысли, что за все эти дни в форте он, собственно, ни разу по-настоящему не разговаривал с этой женщиной: доброе утро, добрый вечер, спасибо, пожалуйста, да, нет — вот и все.
— Вы говорите так… о своем покойном муже? — Майка поразил ее тон.
— Что вы знаете о моем муже, молодой человек? — Мелинда печально улыбнулась. — И что вы знаете о жизни?
— Ну уж… — попытался скрыть свою обиду Майк. — Капитан Гомеш просил меня отправить вас и детей в буш. Такова воля покойного, и я…
— Вы молоды, Майк… — Она неожиданно назвала Брауна по имени. — Моему старшему сыну было бы столько, сколько вам. Гомеш мечтал — он станет офицером…
— Он умер? — растерялся Майк.
— Убит неделю назад в буше. Он был с «фридомфайтерами», которые громили вашу «Огненную колонну». Это и добило моего Гомеша! — четко выговаривая каждую фразу, сказала вдова.
