– Я Мердок. Надеюсь, это имя вызывает у вас какие-нибудь ассоциации.
– Я рад, что вы умеете так мило проводить время, – заметил я и принялся набивать трубку.
Он молча наблюдал за моими действиями. Потом медленно сказал:
– Как я понял, моя мать наняла вас для какой-то работы. Она выписала вам чек.
Я закончил набивать трубку, раскурил ее и, откинувшись на спинку стула, стал выпускать дым через правое плечо в сторону окна.
Он немного подался вперед и серьезно сказал:
– Я понимаю, что умение держать язык за зубами обязательно для людей вашей профессии. Но мне и гадать не нужно. Маленький червячок все рассказал мне, жалкий земляной червячок, которого часто топчут ногами, но который все равно умудряется выжить – как и я сам. Я не заставил себя ждать. Это проясняет вам что-нибудь?
– Да, – сказал я. – Предположим, меня все это мало интересует.
– Как я понял, вас наняли разыскать мою жену.
Я фыркнул и ухмыльнулся, не выпуская трубку из зубов.
– Марлоу, – сказал он еще серьезней, – я очень постараюсь, конечно, но вряд ли смогу полюбить вас.
– Я визжу, – сказал я. – От ярости и боли.
– Простите за безыскусное выражение, но от ваших ухваток крутого парня так и прет дешевкой.
– Из ваших уст это особенно горько слышать.
Он снова откинулся назад и принялся сверлить меня тусклыми глазками. Он поерзал в кресле, стараясь устроиться в нем поудобнее. Очень многие пробовали устроиться поудобнее в этом кресле. Я и сам иногда пробую от нечего делать.
– Зачем моя мать хочет найти Линду? – медленно спросил он. – Она ее смертельно ненавидит. Я имею в виду: мать – Линду. Линда всегда вела себя вполне прилично по отношению к матери. Как она показалась вам?
– Ваша мать?
– Естественно. Вы же не знакомы с Линдой, верно?
– Эта секретарша висит на волоске, она останется без работы, в конце концов. Слишком много болтает.
Он резко помотал головой.
– Мать не узнает. И в любом случае Мерле ей нужна. Мать постоянно должна кого-то запугивать. Она может наорать на нее или даже дать пощечину – но обойтись без Мерле не сможет. Как она вам показалась?
– Довольно мила – на старомодный манер.
Он нахмурился:
– Я имею в виду мать. Мерле – просто бесхитростная маленькая девочка. Я и сам знаю.
– Ваша дьявольская проницательность пугает меня, – сказал я.
Он казался несколько удивленным. И почти забыл сбивать средним пальцем пепел с сигареты. Почти – но не совсем. Он внимательно следил за тем, чтобы случайно не попасть в пепельницу.
– Так о матери, – спокойно повторил он.
– Старая боевая лошадь, – сказал я. – Золотое сердце, но все золото упрятано глубоко и надежно.
– Но зачем ей искать Линду? Я не могу понять. И еще тратить на это деньги. Мать ненавидит тратить деньги. Для нее это все равно, что сдирать с себя живьем кожу. Зачем ей искать Линду?
– Понятия не имею, – сказал я. – С чего вы вообще это взяли?
– Ну, как… одно ваше присутствие. И Мерле…
– Мерле просто очень романтична. Она все выдумала. Черт возьми, она сморкается в мужской носовой платок. Вероятно, один из ваших.
Он вспыхнул.
– Глупо. Послушайте, Марлоу. Пожалуйста, будьте благоразумны и объясните мне, к чему все это. Боюсь, я не очень состоятелен, но пара сотен…
– Я должен оскорбиться, – сказал я. – К тому же мне запрещено с вами разговаривать. Приказ.
– Но почему, черт возьми?
– Не спрашивайте меня о вещах, которых я и сам не понимаю, потому что я не смогу дать вам ответа. И вообще, вы что, с луны свалились? Когда человеку моего рода занятий поручается работа, он не шатается где попало, удовлетворяя любопытство каждого встречного.
– Должно быть, в воздухе много электричества, – раздраженно заметил он, – если человек вашего рода занятий отказывается от двухсот долларов.
Меня это нисколько не тронуло. Я взял из пепельницы толстую красную спичку, брошенную посетителем, и принялся ее рассматривать. На ней были желтые полоски и надписи «Роузмонт. Х. Ричард, 3…» – остальное обгорело. Я сломал спичку, сложил половинки вместе и бросил их в корзину для мусора.
– Я люблю свою жену, – вдруг сообщил он и ощерился, показав крепкие белые зубы. – Несколько сентиментально, но это правда.
– В Ломбардии по-прежнему все спокойно.
Он продолжал, все так же щерясь:
– Меня она не любила. У нее не было особых причин любить меня. Она привыкла жить весело. У нас… что ж, у нас ей было довольно скучно. Мы не ссорились. Линда очень выдержанна. Но она не была в восторге от жизни со мной.
– Вы слишком скромны, – сказал я.
Он сверкнул глазами и постарался – небезуспешно – сохранить аристократический вид.
– Неумно, Марлоу. Даже не свежо. Послушайте, вы производите впечатление приличного человека. Я знаю, что моя мать не станет тратить двести пятьдесят долларов только для того, чтобы доставить себе удовольствие. Может быть, дело не в Линде. Может быть, в чем-то еще. Может… – Он осекся и потом медленно продолжил, пристально глядя на меня: -…может быть, дело в Морни?
– Может быть, – весело согласился я.
Он схватил перчатки, ударил ими по столу и снова бросил:
– Тут я влип, это ясно. Но я не предполагал, что она знает. Должно быть, Морни все-таки позвонил ей. Он обещал не делать этого.
Дальше было просто.
– Сколько вы должны ему? – спросил я.
Нет, не просто. Он снова стал подозрительным.
– Если он звонил, то сказал бы. А мать сказала бы вам.
– Может быть, дело не в Морни, – вздохнул я, мечтая о стакане крепкого виски. – Может быть, повариха беременна от мороженщика. Но если Морни – то сколько?
– Двенадцать тысяч. – Он опустил глаза и покраснел.
– Угрожает?
Мердок кивнул.
– Пошлите его добывать деньги под липовые векселя, – посоветовал я. – Что он за человек? Серьезный малый?
Мердок снова поднял глаза, лицо его было решительным.
– Думаю, да. Думаю, они все такие. Специализировался в кино на ролях злодеев. Вызывающе красив, бабник. Но не думайте чего-то такого. Линда просто работала там – как работают официанты или музыканты. И если вы все-таки интересуетесь ею – вам будет трудно отыскать ее.
Я вежливо улыбнулся.
– Почему это мне будет трудно отыскать ее? Она ведь, надеюсь, не зарыта на заднем дворе?
Он резко поднялся, и тусклые глазки его гневно сверкнули. Чуть наклонясь над столом, он довольно аккуратно выхватил из внутреннего кармана маленький пистолет, на вид двадцать пятого калибра, который, похоже, приходился родным братом пистолету, лежавшему в столе Мерле. Направленное на меня дуло выглядело довольно зловеще. Я не шевельнулся.
– Тот, кто замышляет что-то против Линды, будет сначала иметь дело со мной.
– Это не слишком опасно. Обзаведитесь пистолетом посолиднее – или вы собираетесь бить из него мух?
Он сунул пистолетик обратно во внутренний карман, одарил меня тяжелым пристальным взглядом, взял со стола свои перчатки и шагнул к двери.
– Разговаривать с вами – пустая трата времени, – сказал он. – Вам лишь бы поострить.
– Минуточку, – остановил его я, обходя стол. – С вашей стороны было бы любезностью не упоминать в присутствии матери о нашей беседе. Хотя бы ради девушки.
Он кивнул:
– По количеству полученной информации наша беседа не кажется достойной упоминания.
– Вы действительно должны Морни двенадцать тысяч?
Он опустил глаза, потом поднял и снова опустил. И сказал:
– Такую сумму Алекс не поверит в долг и куда более деловому человеку, чем я.
Я приблизился к нему вплотную и сказал:
– Вообще говоря, я и не сомневался, что вы беспокоитесь не о жене. Полагаю, вы прекрасно знаете, где она. И от вас она вовсе не убегала. Она убежала от вашей матери.
Он поднял глаза и, ничего не говоря, начал натягивать перчатку.
– Может быть, она найдет работу, – продолжил я. – И сможет содержать вас.
Он снова посмотрел в пол, потом чуть развернулся вправо, и его кулак в перчатке описал в воздухе короткую четкую дугу. Я немного отвернул подбородок в сторону, поймал руку Мердока за запястье и медленно отвел кулак к его груди. Мердок отступил на шаг и тяжело задышал. У него была тонкая кисть. Я спокойно обхватывал ее пальцами.
Мы стояли, глядя друг другу в глаза. Он скалился и дышал тяжело и прерывисто, как пьяный. Круглые алые пятнышки горели на его щеках. Он попытался вырвать кисть, но я так навалился на него, что ему пришлось отступить еще на шаг, чтобы не потерять равновесия. Лишь несколько дюймов разделяло наши лица.
– Как случилось, что старик не оставил вам денег? – усмехнулся я. – Или вы все спустили?
Он ответил сквозь зубы, все так же пытаясь выдернуть свою руку из моей:
– Если вы считаете, что это ваше собачье дело, и если вы имеете в виду Джаспера Мердока, то… он мне не отец. Он меня не любил и не оставил мне ни цента. Моего отца звали Горас Брайт; он обанкротился и выбросился из окна своего офиса.
