– Вас легко доить, – сказал я. – Правда, вы даете очень жидкое молоко. Я сожалею о том, что сказал о вашей жене и о вас. Я просто хотел вас разозлить.
Я отпустил его руку и отступил назад. Он дышал все еще тяжело и часто. Взгляд у него был по-прежнему бешеный, но голосом он владел хорошо.
– Отлично. У вас это получилось. Если вы удовлетворены, то я пойду.
– Я вам сделал одолжение, – сказал я. – Человек при пушке не должен так легко выходить из себя. Ходите лучше без оружия.
– Это мое дело, – сказал он. – Сожалею, что замахнулся на вас. Вероятно, вы не особенно пострадали бы от моего удара.
– Ничего, все в порядке.
Он открыл дверь и вышел. Из коридора донесся приглушенный звук его шагов. Еще один чудак. Я задумчиво постукивал костяшкой указательного пальца по зубам в такт удаляющимся шагам. Потом вернулся к столу, взглянул в блокнот и поднял телефонную трубку.
После третьего звонка на другом конце провода раздался тонкий, молодой, почти детский голос:
– Доброе утро. Офис мистера Морнингстара.
– Что, старик у себя?
– Кто его спрашивает?
– Марлоу.
– Он знает вас?
– Спросите мистера Морнингстара, не интересуют ли его ранние американские золотые монеты?
– Подождите минуточку, пожалуйста.
Наступила пауза, необходимая для того, чтобы привлечь внимание пожилого господина к тому факту, что кто-то желает побеседовать с ним по телефону. Потом в трубке щелкнуло, и раздался голос. Сухой голос. Можно даже сказать – растрескавшийся.
– Мистер Морнингстар слушает.
– Мне сказали, что вы звонили миссис Мердок из Пасадены. Насчет известной монеты.
– Насчет известной монеты, – повторил он. – Ну-ну. И что же?
– Я так понял, вы хотели купить данную монету из коллекции Мердока.
– Ну-ну. А кто вы, собственно говоря, сэр?
– Филип Марлоу. Частный детектив. Я работаю на миссис Мэрдок.
– Ну-ну, – в третий раз сказал старик и осторожно откашлялся. – А о чем вы хотите поговорить со мной, мистер Марлоу?
– Об этой самой монете.
– Но мне сказали, что она не продается.
– И все же я хочу поговорить с вами. С глазу на глаз.
– Что, миссис Мердок передумала?
– Нет.
– Боюсь, я не вполне понимаю, что вам от меня надо, мистер Марлоу. О чем нам с вами говорить? – в его голосе появились хитрые нотки.
Я вытащил козырную карту и разыграл ее с ленивой грацией.
– Дело в том, мистер Морнингстар, что, когда вы звонили в Пасадену, вы уже знали, что монета не продается.
– Интересно, – медленно проговорил он, – и откуда же?
– Вы занимаетесь этими делами и не можете не знать. О том, что коллекция не может быть продана при жизни миссис Мердок, известно всем.
– Ага, – сказал он. – Ага. – Наступила пауза. – В три часа, – наконец сказал он спокойно, но быстро. – Буду рад видеть вас в моем офисе. Где он находится, вам, вероятно, известно. Вас это устроит?
– Я буду.
Повесив трубку, я снова зажег сигарету и так и сидел, уставившись в стену. Мое лицо оцепенело от сосредоточенных раздумий или от чего-то еще, от чего цепенеют лица. Я вытащил из кармана фотографию Линды Мердок и некоторое время рассматривал ее. Сделав вывод, что внешность ее, в конце концов, весьма заурядна, я бросил карточку в ящик стола. Потом взял из пепельницы вторую спичку Мердока и повертел ее в пальцах. На ней было написано: «Топ Рой, У. Д. Райт, 36».
Интересно, может ли это оказаться важным? Я кинул спичку обратно в пепельницу.
Луис Мэджик в телефонной книге не значилась.
Я взял систематический каталог, составил список из полдюжины театральных агентств, названия которых были набраны самым крупным шрифтом, и стал звонить туда. Все агентства отвечали жизнерадостными звонкими голосами и сыпали встречными вопросами – но либо ничего не знали, либо просто не хотели ничего говорить о некоей мисс Луис Мэджик, вроде бы эстрадной артистке.
Я выбросил список в мусорную корзину и позвонил Кенни Хэйсту из отдела уголовной хроники в «Кроникл».
– Что ты знаешь об Алексе Морни? – спросил я, когда мы кончили упражняться в остроумии.
– Владелец шикарного ночного клуба и игорного дома в Айдл Вэли, две мили от шоссе в сторону холмов. Снимался в кино. Актеришка он паршивый. У него, похоже, много покровителей. Никогда не слышал, чтобы он пристрелил кого-нибудь в общественном месте среди бела дня. Как и в любое другое время суток. Но биться об заклад, что он на это не способен, я бы не стал.
– Опасен?
– Скажем так: может быть – при необходимости. Все эти киношные мальчики хорошо знают, как должны вести себя владельцы ночных клубов. У него есть телохранитель – колоритная фигура, скажу тебе. Некий Эдди Пру. Ростом около шести футов пяти дюймов и тощий, как нефальсифицированное алиби. На одном глазу бельмо – результат боевого ранения.
– Представляет ли Морни опасность для женщин?
– Не будь ханжой, старина. Женщины не считают это опасностью.
– Ты знаешь девушку по имени Луис Мэджик, вроде бы артистку? Высокая яркая блондинка.
– Нет. Но, похоже, хотел бы узнать.
– Кончай острить. А некоего Ваньера не знаешь часом? Этих имен нет в телефонной книге.
– Нет. Но могу спросить у Джерти Арбогаста, если ты перезвонишь. Он знает всю аристократию ночных клубов. И все низы.
– Спасибо, Кенни. Я перезвоню. Через полчаса, пойдет?
– Отлично. – И мы повесили трубки.
Я вышел из офиса и запер дверь. В конце коридора светловолосый молодой человек в коричневом костюме и бурой соломенной шляпе с желтой ленточкой читал вечернюю газету, прислонясь к стене. Когда я проходил мимо, он зевнул, свернул газету, сунул ее под мышку и отлепился от стены.
Он вошел со мной в лифт. Он был так утомлен, что с трудом держал глаза открытыми. Я вышел на улицу и пешком прогулялся до банка, где получил по чеку деньги на карманные расходы. Оттуда я заглянул в ближайший бар выпить мартини и съесть сандвич. Человек в коричневом костюме устроился в другом конце зала, пил кока-колу, скучал и складывал на столе перед собой монетки в столбик, аккуратно ровняя их края. Он опять был в черных очках. Они делали его невидимым.
Я жевал сандвич как можно дольше, потом побрел к телефонной будке в глубине зала. Человек в коричневом резко повернул голову в мою сторону, но тут же мастерски замаскировал это движение, поспешно схватив стакан и отхлебнув из него. Я набрал номер «Кроникл».
– О'кей, – сказал Кенни. – Джерти говорит, что Морни не так давно женился на твоей шикарной блондинке. Луис Мэджик. Ваньера он не знает. Говорит, что Морни купил себе белый дом на шоссе Стилвуд-Кресцент в пяти кварталах к северу от Сансета. Этот дом достался Морни от Артура Блейка Попхэма, погоревшего на каком-то мошенничестве. На воротах еще остались инициалы прежнего владельца. И на туалетной бумаге тоже, если верить Джерти. Попхэм был основательный парень. Кажется, это все, что мы знаем.
– Этого более чем достаточно. Огромное спасибо, Кенни.
Я вышел из будки и наткнулся взглядом на черные очки между коричневым костюмом и бурой шляпой и пронаблюдал, как они поспешно отвернулись в другую сторону.
Я повернулся, прошел через вращающуюся дверь в кухню, оттуда вышел на боковую улицу и отправился к автомобильной стоянке, где была припаркована моя машина.
Шоссе Стилвуд-Кресцент плавным виражом уходило на север от Сансета за полем для игры в гольф клуба «Бел-Эйр». Вдоль дороги тянулись ограды частных владений – высокие и низкие каменные стены, и железные узорные решетки, и просто живые изгороди. Тротуара не было: здесь никто не ходил пешком – даже почтальоны.
Вечер был жаркий – но не настолько, как в Пасадене. Воздух наполнял наводящий дремоту аромат цветов и солнца, за огородами нежно журчали струйки фонтанчиков.
Я неспешно поднимался по склону холма, разглядывая монограммы на воротах; Артур Блейк Попхэм – значит, А.Б.П. Эти буквы – золотом по черному – я увидел на самом верху холма; к воротам вела мощенная плитами дорога.
За воротами находился сияющий белый дом, который казался совсем новым; участок вокруг был тщательно ухожен. Дом был довольно скромен для этого района: не более четырнадцати комнат и, вероятно, всего один бассейн. Окружавшая участок стена была выложена из кирпича, вытекший из швов кладки цемент застыл и был замазан белой краской. Сверху стена завершалась железной решеткой, окрашенной в черный цвет. На большом почтовом ящике у служебного входа было написано: «А. Р. Морни».
Я оставил машину на шоссе и поднялся по мощеной дорожке к белой боковой двери, на которой играли яркие блики от разноцветного стеклянного навеса над ней. Я брякнул медным дверным кольцом. В стороне от дома шофер мыл «кадиллак».
Дверь открылась, и надменный филиппинец в белоснежном костюме скорчил мне презрительную гримасу. Я протянул визитку.
– К миссис Морни, – сказал я.
