журналистка рассказывала о сенсации местного масштаба:
— В минувшую пятницу в селе Рождествено местный священник при проведении реставрационных работ в Храме Рождества Богородицы обнаружил клад, спрятанный его предшественником во времена большевистских гонений. Среди найденных предметов оказались несколько икон с серебряными окладами, украшенные драгоценными камнями, позолоченная чаша для причастия, венчальные венцы, а так же коллекция из порядка двух тысяч серебряных монет царской чеканки, составлявших некогда церковную казну. Отец Сергий, нашедший клад, сообщил об этом сотрудникам правоохранительных органов и журналистам. Нам удалось побеседовать с настоятелем храма и епископом.
В кадре после картинок с названными сокровищами возник взволнованный и счастливый отец Сергий.
— Это большое чудо, что открылся этот клад. Я и все прихожане усердно молились о Божией помощи нашему храму. Недавно открытые фрески необходимо реставрировать и провести консервацию на зиму, и я верю, что с вашей помощью, нам удастся найти спонсора или обменять клад на материальную помощь, для сохранения уникальных фресок…
Тут в разговор вмешался высокий плотный священник в чёрном клобуке с крестом.
— Церковь сейчас уже занимается вопросом сохранения уникальных фресок Храма Рождества Пресвятой Богородицы, — забасил он, — что же касается найденных предметов, они, безусловно, принадлежат церкви, хотя и представляют культурно-историческую ценность. Наш епископат намерен обсудить статус и место пребывания найденных ценностей.
— От, попам свезло, — буркнул знакомый, — кабы я знал, что они золото народное прячут, сам бы пошёл и откопал. А ещё говорят, бедные!
Дядя только многозначительно хмыкнул.
Но для церкви в Рождествено всё сложилось в то лето благополучно. Епископ задействовал какие-то свои связи с патриархией, и уже через месяц внутреннее убранство храма было бережно отреставрировано, фрески покрыты слоем консервирующих веществ, а Серафима Ивановна получила новый красивый свечной ящик. Весь июнь отец Сергий радостно бежал навстречу дяде Грише, чтобы поздороваться с ним, и горячо благодарил при каждом удобном случае. Даже камуфляжные брюки его сменились гражданскими. Но после Троицына дня батюшку как подменили. Сначала он вовсе игнорировал дядю Гришу, а после так совсем стал, чуть ли не бегом от него спасаться, хотя дядя Гриша ничего плохого не делал и не говорил, а потому такое поведение молодого батюшки его обидело и очень насторожило.
Однажды он дождался окончания службы, Серафимы в это время в деревне не было, она поехала повидать внука, вошёл в храм и стал дожидаться отца Сергия. Тот, едва выйдя из алтаря, увидел моего дядю и поспешил скрыться в алтаре снова. Но если уж дядя Гриша решил поговорить, то от разговора было не отвертеться.
— А ну, отец Сергий, — начал он строго, — выйди-ка к прихожанину своему, разреши его сомнения.
Батюшка нехотя вышел из алтаря, вид у него был пристыженный и испуганный.
— Григорий Александрович, не надо, — начал он.
— Ты лучше скажи, почто теперь меня обходишь, как прокажённого? — произнёс дядя Гриша, хмуря брови. — Чем прогневал тебя? Чем не угодил? Раньше знал, чем я занимаюсь, и сам ко мне пришёл, а теперь, почему бежишь?
Батюшка виновато опустил голову, покосившись на свечной ящик.
— Аааа, — вдруг произнёс дядя Гриша, подняв брови, — всё ясно. Владыка ваш…
— Не сердитесь, Григорий Александрович, — тихо проговорил отец Сергий, — мне и без того совестно, что вот так поступать приходится. Не благословил меня владыка… — он запнулся.
— Чего, не благословил? С прихожанами говорить? — батюшка молчал. — Мы же условились, что никому про мою помощь знать не нужно? Было такое?
— Было, — признал отец Сергий, — но поймите, отец Феодосий он такой, как насядет, так уж не выпустит. Я и так, и эдак увиливал, сами знаете, грешно духовному отцу врать. Я бы и слова ему не сказал, но он как-то увидел, что мы с вами говорим, тут уж мне пришлось ему во всём признаться. Не признаюсь — донесут, хуже будет…
Дядя Гриша молчал, глядя куда-то сквозь батюшку, отчего тому стало совсем совестно.
— Ну, простите меня, Христа ради! — воскликнул он в сердцах.
— Так это его, владыкина, что ль машина чёрная такая, квадратная? — словно не слыша батюшку проговорил дядя Гриша.
Молодой священник только кивнул.
— Ну конечно, вора в законе крестить, его дружков-головорезов отпевать, это праведно, а со мной поговорить, так грех…
Батюшка с ужасом воззрился на дядю Гришу.
— Ты смотри, — проговорил тот, — послушание послушанием, а голос совести тебе Богом даден. Сам свой путь выбираешь.
С этими словами он вышел из храма.
Через месяц отец Сергий исчез. Серафима Ивановна плакалась подружками, что «батюшку нашего в сибирский скит благословили». Вместо него епископ назначил настоятелем отца Владимира. С виду тот был хорош: осанистый, высокий, борода окладистая, пышная, голос громкий… одно только было с ним не ладно — на проповеди нёс совершенную околесицу. Казалось, связать два не церковных слова было для него невыполнимой задачей. Он запинался, забывал фразы, но в конце уверенно обличал «сатанинских служителей», «чернокнижников» и «лжецелителей».
На престольный праздник богослужение вести прибыл сам епископ. Для села событие это большое. Служба была торжественная. Отец Феодосий в конце произносил речь елейным голосом, пространно изъясняясь о совести, послушании и терпении. И вдруг эту пасторальную сцену прервал громкий, точно с небес, голос, который вещал:
— Уж тебе ли о совести говорить! Покайся, епископ, поздно потом будет!
Кинулись искать, кто говорил, да разве найдёшь в толпе. Только отец Феодосий знал, кто мог так его пристыдить во время службы, и вопреки христианскому смирению, решил, что дерзкого обличителя нужно проучить.
— И что было потом? — спросил я.
— Ничего, — ответил дядя Гриша.
На самом деле я слышал уже эту историю. Как-то, подходя к магазину вечерком, дядя Гриша увидел, что навстречу ему нетвёрдой походкой шагают пятеро мужиков. Кто с бутылкой, кто с монтировкой, кто с кастетом.
— Я их сразу признал, из Рождествена, не глупые ребята, когда не пьют, — вспоминал дядя.
Один из них, самый здоровый, подошёл к нему, и гаденько ухмыляясь произнёс:
— Это ты что ли Гриша? — не дождавшись ответа, добавил: — Сейчас мы тебя бить будем!
— А за что меня бить? — спокойно ответил дядя Гриша. — Ты лучше вон дружка своего побей, Кольку, он к твоей Катьке бегает, когда ты в ночную.
Здоровяк на миг остолбенел, словно что-то соображая, развернулся к своему ошалевшему приятелю: «Так ты мне врал, гнида! Убью!», — заорал он и бросился на Кольку с кулаками.
— А курей у тебя Васька, вот, всех потаскал, — спокойно заявил дядя Гриша другому мужику, и ещё двое сцепились.
— А Шарика твоего Витёк отравил, не давал он ему спать по ночам, вот крысиного яда ему и подсыпал, аккурат в прошлом
