— Мы с вами проявляли интерес ко всем этим вопросам…
— Скорее по обязанности и по традиции, чем из соображений логики… Вопрос о наших отношениях с Польшей пока еще в стадии формирования… В связи с польским вопросом особенного интереса я в этом офицере не усматриваю…
— И к советской разведке вы не имеете интереса?
Адмирал нахмурился.
— Через этого офицера? Какой интерес?
— Через него мы можем передавать то, что нужно, а не то, что они хотят получить…
— Господин полковник! Эти хитроумные приемы давно устарели… Работа в России наложила на вас печать провинциализма… Этот офицер песчинка в пустыне. О том, как и с помощью кого Советы работают, вы знаете не хуже меня… Уверен, что все его связи, если они даже и были, порвались еще в двадцатых годах…
Кольберг умел и даже любил повиноваться. Но в этом деле? Он же много лет вынашивал идею встречи с Курбатовым в Берлине. Он был убежден, что именно в Берлине и завершится их поединок, начатый в Сибири…
Адмирала Канариса считали в генеральном штабе аристократом от разведки за строгость в формах его операций. Адмирал не проявил интереса к личности Курбатова. Но Кольберг знал, что в имперском управлении безопасности, в ведомстве Гиммлера и в особенности в той его части, которой руководил Гейдрих, были не столь разборчивы. Адмирал Канарис получил наследство от полковника Николаи, начальника военной разведки кайзера, от того самого Николаи, который прославился умением вербовать агентуру в самых неожиданных общественных сферах. Гиммлер в какие-нибудь два года сумел пронизать все германское общество своими тайными осведомителями. А вот за пределами страны Гиммлер еще только создавал агентурную сеть. Для его ведомства Курбатов мог оказаться находкой. Кольберг ни на минуту не оставлял мысли о возможности перевербовки Курбатова, о проникновении через него в тайны советской разведки. Правда, он все чаще задумывался, а не ошибся ли он, действительно ли Курбатов связан с чекистами или это просто мираж, преследующий его с давних времен.
За Курбатовым по линии абвера и по линии тайной полиции было установлено внешнее наблюдение. Как за обычным офицером иностранного представительства. Но этого было мало. За Курбатовым надо было устанавливать не только внешнее, наружное наблюдение. А на это адмирал санкции не дал. Не дал санкции и на подставку к нему агентов из иностранных миссий.
Кольберг направился к Гейдриху. Не без внутренней робости. Он вступал в конфликт с адмиралом.
Гейдрих, в отличие от Канариса, славился как любитель острых и даже грубых комбинаций. Он был сторонником тотального шпионажа, а тотальный шпионаж был далек от выбора средств. Все годилось!
— Кого вы собираетесь через него дезинформировать? — резко спросил Гейдрих у Кольберга. — Польскую разведку? Это нас не интересует!
— Я полагаю, вы ознакомились с моими раскладками… Я предполагаю, что Курбатов связан с советской разведкой.
— С предположениями я не желаю иметь дело. Белый офицер. В родстве с польскими магнатами…
— Я имею данные, что он пытался перейти границу и вернуться в Россию…
— Надо знать эмигрантов… Они все мечтают вернуться в Россию. Этого не хотят только те, кого там ждет суд.
— Почему он приехал в Берлин?
— Вот в этом вы и разберитесь. Мне он интересен. Но знаете, чем он мне интересен, полковник? Давайте поможем ему уехать в Россию. Сотрудничества с нами там ему не простят, значит, он должен будет продолжать его. Там, в России, с агентурой у нас трудно. А вдруг именно его нам и удастся внедрить? Действуйте! Что вам для этого надо?
— Согласие адмирала!
— Если я буду об этом ходатайствовать, адмирал откажет… Вы, полковник, начнете всю операцию… Адмиралу о нашем соглашении докладывать не следует… Потом мы все это дело заберем к себе.
У Кольберга сразу появились средства.
Под наблюдение была взята квартира Курбатова. В стены вмонтировали аппараты подслушивания, установили дорогостоящую аппаратуру для передачи разговоров на пункт записи на пластинки. Это новшество еще только начали применять.
Немедленно была заменена горничная. На место старой работницы польской миссии пришла молоденькая немочка, довольно миловидная и разбитная. И подобрать клочок бумажки входило в ее обязанность, и соблазнить хозяина. Открытая слежка была снята, поставили несколько групп для слежки скрытой.
Курбатов не должен был видеть наблюдавших, ему надо было дать удостовериться, что за ним не следят. До этого момента, конечно, он ничего не предпринял бы.
Облава строилась по всем правилам. Гейдрих оказался щедрым на такие дела.
Прослушивалась и телефонная линия. Он телефонировал лицу, к которому намеревался прийти. Уговаривался о месте и времени встречи. Наблюдающие спешили к этому месту. Изучался маршрут, которым Курбатов должен был проследовать на свидание. На узловых точках маршрута устанавливалось наблюдение.
Ничего интересного слежка не дала. Курбатов встретился с двумя польскими агентами в Берлине, по абвер давно держал их под своим контролем.
— Сбить с толку и заставить расширить круг встреч, — последовал приказ от Гейдриха. — Подталкивать, торопить…
Кольберг приказал одному из агентов признаться Курбатову в том, что он перевербован немецкой разведкой.
Агент польской разведки, которому Кольберг поручил признаться в сотрудничестве с немецкой разведкой, действовал под кличкой Папуас. Он передал Курбатову полученное из рук Кольберга путаное и пространное донесение. В нем говорилось, что никакого роста контингента войск в Германии не наблюдается, что все разговоры об увеличении и усилении армии — пропагандистский трюк и попытка оправдать экономические трудности в стране, прикрывшись болтовней о вооружении.
Кольберг считал, что сработано это грубо.
А что он мог поделать! Не впервые, как только заходила речь о составлении дезинформации, начиналась чехарда. Никто не хотел принимать участия в составлении такого рода сообщений для агентов. Один перекладывал на другого. Никто не хотел брать на себя ответственность. Автор дезинформации знал, что им составленные данные уйдут по прямой к противнику. Сегодня гестапо посмотрело его дезинформацию и одобрило, а завтра вдруг вскроется, что по ошибке противник не оказался дезинформированным, а догадался о ложном засыле. Тогда как? Обвинение в государственной измене? Очень было трудно в соответствующем отделе получить заказ. Пришлось Кольбергу потревожить своего высокого покровителя. Получил… Но ему отплатили. Подсунули такой анекдот, в который никто в тридцать шестом году поверить не мог.
