Владимир Шатаев - Категория трудности

Вот она, вершина! Совсем рядом. Мнится, будто взять можно в одни момент. Нужно только посильней разбежаться. Хочется бежать вприскок, прыгать, ибо сегодня мы вышли без рюкзаков!

Тем не менее неторопливо, осторожно идем по предвершинному плато. Под небольшим слоем сыпучего снега – лед. Попадаются участки открытого глетчера, трудные, но не столь коварные. Нам остается лишь траверсировать предвершинный склон, чтобы выйти на Западный гребень. А но нему – несколько десятков совсем простых метров к вершине… И вдруг – Странный, забытый нами, чужеродный для этого края шум, мерно нарастающий рокот. Из-за отдаленных скал на западе вынырнул маленький красный самолетик и полетел в нашу сторону… А мы-то за эти растянувшиеся в вечность четыре дня жизни в первозданном хаосе льда и снега начали думать, что в мире нет и не может быть ничего другого. Цивилизация казалась нам далекой и не очень достоверной легендой. Самолетик пролетел над нашими головами и весело помахал нам крыльями. Мы вскидывали в воздух ледорубы и кричали «ура!». Потом он вышел на круг и повторил свой маневр. О нас заботятся, помнят! Нас любят, как должен любить человек человека! Пилот кружил над нами не менее получаса и улетел, лишь когда вышли на вершину. Под конец звук мотора начал нас раздражать. То ли просто привыкли за эти несколько дней к тишине, то ли тишина этих укрывшихся от посягательств людей ландшафтов гораздо ближе человеческому сердцу, чем грохот цивилизации.

Итак, 28 мая в 13 часов мы поднялись на высшую точку Мак-Кинли – 6193 метра. Поход длился всего лишь четыре дня. Теперь ничто не мешало нам до конца уверовать в нашу восходительскую стратегию. А я ощутил потребность в очередной раз повторить важнейшую альпинистскую заповедь: если природа приоткрыла дверь, то нужно в нее шмыгнуть, проскочить как можно скорее, ибо отворилась она совсем ненадолго – вот-вот захлопнется, прищемив при этом нерасторопных. Нужно двигаться, пока есть силы, не прохлаждаться, не нежиться на солнышке так, словно оно всегда стоит на месте и будет над тобой вечно.

Оставив на вершине советский вымпел с нашими автографами, сфотографировавшись, мы тут же начали спуск. Лютый холод не позволял стоять ни минуты. Как и было намечено, спуск проходил не по пути подъема, а по Западному гребню. Это была оживленная дорога, людная, как городской проспект. Нам то и дело попадались встречные группы.

Едва начали спуск, сбросили метров триста, как встретили канадцев. Им оставалось до вершины еще часа два. Узнав о наших сроках, они округлили глаза. Сами-то они вышли, когда мы еще были в Москве, – уж пятнадцатый день на подъеме. Потом шестерка американцев, завидев нас, еще издали стала хором кричать по-русски: «Ура! Молодцы!» Они затянули нас к себе в палатки и угощали самым ценным здесь – питьем в разных видах: лимонад, кофе, чай… Они буквально заставляли нас принимать все это «от пуза». Они покачивали головой, всплескивали руками, изумленно восклицая: «Мак-Кинли! За четыре дня!? В это не верится!» Еще ниже нам попался лагерь альпинистов ФРГ. Здесь то же самое, тот же восторг. На дорожку они вручили каждому по пакету сладостей. Были и другие встречи, которые нас несколько задержали на спуске. Впрочем, мы теперь не слишком спешили, ибо главное дело сделано. И вниз пришли только на другой день, 29 мая. Нас ждали, ринулись нам навстречу. Получилось нечто похожее на импровизированный маленький митинг, на котором нас буквально утопили в теплых приветствиях, приятных словах – в плане тех, из которых потом сложились формулировки в американской печати: «Они не спустились даже во время шторма на высоте 13000 футов». Или: «Это практически самое быстрое восхождение, какое здесь до сих пор было»; «До них самое быстрое восхождение было в июне 1959 года – за одиннадцать дней. Обычно на это требуется от 20 до 25 дней».

30 мая на связи с Мысловским и Ивановым узнали, что они уже были на вершине и теперь находятся на спуске. 1 июня мы с ними встретились. В тот день на нашем небосклоне все-таки появилась мрачноватая туча. Исчезли Майк и Рейли! Из базового лагеря они вышли вместе с нами и отправились по крутому пятидесятиградусному ребру, расположенному западнее Западного ребра. С тех пор их никто не видел. Весь день мы рассматривали в бинокль склоны на этом маршруте. И вдруг в разрыве облаков увидели их живыми и здоровыми. Вскоре они спустились. На вершину этим путем им выйти не удалось. На отметке 4200 их застала непогода, иссякли силы, и они приняли решение спускаться.

И последнее, о чем хотелось бы сказать в этой главе. В ожидании Мысловского и Иванова группа времени не теряла. Я и Олег предприняли попытку пройти на красавицу Форакер, вершину, которая манила нас еще на Мак-Кинли. Путь к ней лежал через гору Кроссон. Мы поднялись на Кроссон и увидели: для того чтобы попасть на Форакер, нужно траверсировать еще одну гору. Нас поджимало время: как раз здесь мы и узнали по рации, что Эдик и Валентин уже на спуске. Решили ограничиться Кроссоном. В это время Лебедихин и Ефимов впервые поднялись на сравнительно небольшую, но сложную безымянную вершину. Это стало вторым первопрохождением советских альпинистов за рубежом!

Когда-то, в тридцатых годах, лучшие музыканты нашей страны, каждый из которых был солистом не только по своей фактической квалификации, но и по официальному положению, собрались вместе и составили оркестр. Он получил название «Персимфанс» – Первый симфонический ансамбль. Ансамбль, а не оркестр, потому что играли без дирижера. Сочли, видимо, что дирижеру и вообще единоначалию нет места там, где взаимодействуют корифеи искусства. Поначалу Персимфанс и впрямь одарил общественность исполнительскими шедеврами. Но вскоре распался. Исход, думаю, естественный для случая, когда в одну берлогу загоняют такое количество медведей…

Я вспомнил об этом, потому что стою сейчас перед необходимостью сформулировать основные черты группы, с которой совсем недавно, в августе 1981 года, побывал на пике Победы.

У нас был своеобразный Персимфанс. Но группа блестяще выполнила свою задачу, достигла цели и разошлась лишь потому, что исчерпала свою миссию. Закон несовместимости «медведей в одной берлоге», так хорошо проверенный и подтвержденный жизнью, на этот раз не сработал. Было бы, однако, ошибкой считать сей факт исключением из правила, ибо он в альпинизме – явление настолько логичное, закономерное, что сам может служить основой для выведения правила.

Я уже обмолвился однажды, что искусство человеческого поведения – это альма-матер альпинизма. Так вот, сказав, что в группе собрались большие мастера, я тем самым скажу: большие мастера этого искусства. Понятно, что они сразу сумели найти общий язык, хорошо ладили меж собой и, отлично делая общее дело оставались все-таки очень индивидуальными, как говорится, в массе не растворялись.