Вроде ничего не было в этом разговоре настораживающего. Как раз наоборот. Но каким-то шестым чувством Борис угадал тревогу Зарова. Вспомнил, почему Луцас в Д. интересовался Заровым. И тот пожилой рыбак без единой рыбешки в кукане, который указал Ирбеку «злачное» место в реке, похоже, был Заровым. Но он, Борис, сколько угодно может подозревать, а улик против него нет. Все-таки не мешало бы заполучить на всякий случай отпечатки его пальцев.
Дроздова быстро нашла нужный ей дом, поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Пахло кошками и паутиной. Старый дом гулко отзывался на каждый шаг. Резная наборная дверь пугала своей неприступностью. Елена Владимировна нерешительно придавила кнопку звонка. За дверью послышались шаркающие шаги, раздался старческий голос:
— Марина, ты? Почему так поздно, — с этими словами дверь открылась, на пороге стояла полная старая женщина в бархатном халате. Она недовольным голосом спросила:
— Вам кого?
— Вера Яковлевна Сазонова здесь живет?
— Это я.
— Я из геологоразведочной партии, из Рудничного, поговорить надо.
Вера Яковлевна сделала жест рукой, приглашая войти.
Большая комната была заставлена разнокалиберной мебелью, на подоконниках в горшках стояли флоксы, в книжном шкафу поблескивали корешками солидные фолианты, на балконе, дверь в который была открыта, резвились котята. Сазонова усадила Дроздову у круглого полированного стола, сама села напротив. Она несколько секунд изучала лицо Елены Владимировны, потом призналась:
— Редко вижу кого-нибудь из посторонних. Приходит ко мне моя внучатая племянница Марина. На улицу не выхожу, сижу на балконе, любуюсь своими кошками. Их у меня шесть штук, — с гордостью сообщила Сазонова, — самой разной породы. Вы не интересуетесь?
— Нет, нет.
— Со старостью это приходит, — усмехнулась Вера Яковлевна, — если останешься в гордом одиночестве. Был и муж, были и дети, но где они? — Вера Яковлевна горестно вздохнула. — Вы геолог?
— Окончила геологоразведочный. Занимаюсь минералогией. Пришла к вам вот по какому делу. Вы ведали до войны кадрами в геологоразведочной партии?
— Да-да, — протянула Вера Яковлевна, — а что случилось?
— Советские специалисты, работавшие в экспедиции Рейкенау, были оформлены через вас?
— Да. Решили не обременять экспедицию разными службами. Они и финансировались через нашу бухгалтерию.
— Вы не помните такого… Зубрицкий Алексей?
Сазонова встрепенулась, глаза ее оживились.
— Как же не помню? Слава богу, память еще сохранилась, хоть и разменяла восьмой десяток. Высокий, красивый, глазастый был парень. Ему прочили неплохую карьеру, но он пропал без вести. Ушел в маршрут — не вернулся. Горы! Вы, конечно, об этом знаете.
— Меня интересует один вопрос: откуда он был родом? Очень хочется найти его родных и близких.
— Прошло столько лет. Не могу вспомнить. Хотя, знаете, это можно узнать. Как? Сейчас объясню. Алексей Зубрицкий окончил техникум в К-ске. Война этого города не коснулась, архивы, конечно, сохранились. Вот в техникуме и узнайте. А для чего вам это? Минули годы, многое забылось. Конечно, жалко его, совсем молодым был. В честь него маленький обелиск поставили в Рудничном. Алексей как-то сразу пришелся по душе не только работникам экспедиции, но и коллективу нашей геологоразведочной партии. Он приходил к нам иногда, пел хорошо. Имел чувствительную натуру. Мне показалось, что он перед своим последним маршрутом ощущал опасность, нервничал.
— Чем вы это объясняете?
— Он тогда пришел ко мне, попросил показать свою трудовую книжку… Знаете, трудовые книжки были введены в тридцать девятом году, мы их завели на своих работников и на работников экспедиции в марте сорокового. Вот Алексей и полюбопытствовал, как она выглядит. Повертел в руках, вздохнул: «Если со мной что случится, — трудовую книжку сохраните, как память обо мне». Вроде предчувствовал что-то. Я его начала успокаивать.
— А трудовая книжка? — Елена Владимировна подалась вперед.
— Представляете, какая штука получилась… Пропала она. И не только трудовая книжка Зубрицкого и его личное дело, но и многих рабочих. Я выговор получила, чуть не угодила в места не столь отдаленные. Следствие шло полгода, выяснилось, что уборщица по ошибке приняла сложенные в углу бумаги за хлам и выбросила. Сейфа у меня не было… Почему вас интересует именно Зубрицкий?
— Мой отец, профессор Лосев, (вы его, очевидно, тоже помните?) перед смертью говорил об Алеше. Вроде надеялся, что я смогу что-то выяснить. Папа не смог это сделать: война, напряженная работа, понимаете… Ну, я пойду, спасибо.
— Это вас надо благодарить, не забываете тех, кто хоть что-то сделал для развития геологии на Кавказе, а Зубрицкий был толковым геологом, несмотря на то, что без высшего образования.
Выйдя на улицу, Дроздова направилась в парк. Здесь было пустынно и прохладно. Центральный фонтан сеял мелкую водяную пыль, кричали павлины. Елена Владимировна села на скамейку на берегу искусственного пруда, по глади которого неслышно скользили гордые лебеди.
Как же связаться с архивом К-ска? Если бы она представляла какой-нибудь солидный государственный орган? Борис? Вся ее затея тут же лопнет. Туриев не позволит ей заниматься Зубрицким. О! А Феоктистов? Режиссер студии телевидения. Уж он-то сумеет ей помочь!
Елена Владимировна вышла из парка, позвонила из телефона-автомата на студию.
В трубке раздался тонкий голос Феоктистова.
— Телевидение слушает.
— Тоша? — игриво начала Елена Владимировна. — Звонит Дроздова. Помните такую?
— Вас забыть невозможно, — в тон ей ответил Феоктистов. — Чем могу служить?
— По телефону слишком долго объяснять. Сейчас приеду.
Кабинет Феоктистова был в том же беспорядке, в каком она увидела его в первый раз, так же Тоша копался в бумагах, выискивая нужный текст.
