— Я работаю один, ты же знаешь, — отвечает Есман. — Мне никто не нужен.
Москит яростно машет руками, и его голос взлетает до звенящего фальцета:
— Извольте блюсти субординацию, Есман! Что вы мне тыкаете! Вы будете делать то, что вам приказано, по уставу в неотложной группе у штаб-лекаря должен быть помощник. И снимите эту злосчастную серьгу, сколько раз я вам говорил!..
Я решаюсь наладить контакт, пока дело не зашло слишком далеко, протягиваю через стол руку и говорю:
— Моя фамилия Турбин. Рад знакомству, я много слышал о вашей работе.
Есман даже не оборачивается в мою сторону. Я опускаю руку. Все понятно: Москит хочет одним выстрелом убить двух зайцев. Достать Есмана и лишить меня нормального куратора. Отлично. А сейчас начмед просто ломает комедию.
Морской волк вытаскивает из кармана бушлата трубку и, не торопясь, ее набивает.
— Не сметь курить в моем кабинете!
Есман чиркает спичкой и закуривает. Клубы дыма поднимаются к потолку.
— Ты обязан взять студента, — переходит на злобный шепот Москит. — Или я тебя уволю к чертовой бабушке! И если он пригоден к работе — ты обязан с ним работать, тебе ясно?!
Твою-то мать. Есман моментально оживляется.
— А если у него руки из задницы растут, что тогда?
— Эй, я вообще-то тоже здесь нахожусь, — говорю я.
— А тогда, — с улыбкой произносит Москит, — ты напишешь подробный отчет о его непригодности с практическими примерами…
Вот козлы. Извини, прадедушка, это я не о тебе.
Про Виктора Есмана я слышал еще на младших курсах. Это неуправляемый человек. В нем намешано разных кровей: русская, немецкая, цыганская, даже ирландская вроде бы. Он был хирургом, работал в престижной клинике, потом связался с бандитами, подсел на наркоту, был пойман на проведении незаконной операции. Восстановив лицензию, ушел на флот, несколько раз обогнул земной шар в качестве судового врача, попал к пиратам, и его выбросили на шлюпке с пятью такими же несчастными в открытый океан. Когда шлюпку обнаружили — в живых остался он один. Что стало с другими — доподлинно неизвестно. Начались разговоры о людоедстве Есмана. Его увольняли черт знает сколько раз! Ни детей, ни семьи. С ним отказываются работать из-за его неуживчивого характера. И при всем этом: он остается лекарем экстра-класса, обладающим редким даром превосходного диагноста.
— Если я тебя уволю — больше в городе тебе никто работу не даст, — говорит Москит.
— Ты меня не уволишь. Кто здесь умеет работать? У тебя же не станция, а сборище лицензированных кретинов.
— Бери студента и катись, Есман! Сейчас девять утра, ровно в девять утра завтрашнего дня я жду твоего отчета.
Москит встает из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Еще до обеда я успеваю несколько раз облажаться.
Стараясь произвести впечатление, начинаю диагностировать какие-то редкие заболевания и в упор не замечаю, что у песьеголовца всего лишь сахарный диабет; не могу правильно наложить повязку, забыв учесть особенность строения плечевого сустава гарпии (трехдневный курс гибридной десмургии я когда-то прогулял из-за романтического увлечения); дальше — хуже, вылетает из головы, что кровеносная система инсектов — незамкнутая, и то, что у людей-амфибий вольфов канал не редуцируется! Я так боюсь допустить ошибку, что делаю их одну за другой, злюсь из-за того, что ошибки глупые, — и лажаю еще больше! Залог успешного клинического мышления не столько в обилии знаний — все знать невозможно и не нужно, — сколько в трезвости рассудка, четко выстроенном плане мысли и действия, преодолении шаблонов. Ничем из этого в первый день похвастать не получается. В мозгу крутятся одни лишь заученные примитивные схемы, руки трясутся, мысль коллапсирует. Есман перестает подпускать к пациентам и смотрит на меня уже даже не как на пустое место, а как на очень тупое пустое место…
Я сижу в кузове скорою турбомобиля «Victorum», возвращаемся на базу. Все ясно, о чем тут еще говорить? Карьера загублена на корню, остается только прийти домой, взять японский керамический нож и вскрыть coбе брюхо к чертям… Чутье у тебя. Ага, как же. Просто случайно повезло вывести верный диагноз с русалкой. С этим бы и третьекурсник справился.
— К Богомоловой улице кто близко? — раздается девичий голос из рации. — Пятая бригада, где вы?
Есман отвечает:
— Мы близко. База, отправь других, дай пообедать.
— Несчастный случай на Паровозоиспытательной площадке. Пострадал завр…
— Мать твою, — ласково перебивает штаб-лекарь. — И что?
— …Его пилой рубануло. Извини, Есман, это по твоей части. Других свободных хирургов в том районе у нас нет.
Карета резко разворачивается в сторону Богомоловой. Я подпрыгиваю на сиденье и бьюсь головой о кузов. Визг тормозов сменяется завыванием сирены.
— «Пилой рубануло» — что за бред? — орет в рацию мой куратор на день, я вижу его только со спины, но по голосу слышу, что улыбается. — Что отрезано?
— Они толком ничего не объяснили, — говорит диспетчер. — Навели панику, запросили вызов, сказали «каждая секунда на счету» и бросили трубку. Езжай, разбирайся. Принял?
— Хорошо. Принял.
Я закрываю глаза. У меня опять нервяк.
Завры тесно соседствуют с людьми с давних пор. Если верить науке, эволюционное развитие их рода шло параллельно человеческому. В наскальной живописи излюбленная тема: кроманьонец, ведущий охоту на пару с разумным человекоподобным ящером.
В интеллектуальном плане завры несколько уступают людям, но это компенсируется другими способностями: как и все гибриды, они превосходят человека в интуиции — например, прекрасно чувствуют вибрации почв. При строительстве новых зданий обязательна консультация специалиста завра, особенно если речь идет о сейсмологически неблагополучных областях. Японцы чуть ли не боготворят ящеров в своих сказаниях. Кроме того, рептилоиды обладают поистине колоссальной способностью к регенерации. После тяжелых травм они восстанавливаются в считанные дни, отращивают конечности за две недели, хотя, конечно, вновь выращенная рука или хвост будут функционально уступать прежней версии. Нога, выращенная по третьему разу, не гнется в коленном суставе и больше напоминает обычный протез.
Некоторые подвиды могут дышать огнем и заняты в металлургической промышленности.
Легенды, относящиеся ко времени первой радиационной вспышке на Средней равнине, повествуют о кризисе отношений между человеком и представителями крылатых завров, или, как их именуют в простонародье, драконами. Дело в том, что клетки тканей на период регенерации чрезвычайно подвержены воздействию различных мутагенов: отсюда следует, к примеру, появление многоголовых агрессивных особей с высоким болевым порогом, но крайне низким уровнем умственного развития. Завры чувствительны к радиации и ужасно невезучи. Природа будто выравнивает баланс: за ум, интуицию и способность быстро восстанавливаться завры платят кармой: по количеству несчастных случаев они лидируют с огромным от-ры-вом…