Будто не веря своим глазам, Василий Петрович прошелся по полю боя дендролимуса с шелкопрядом. Талаев чувствовал себя победителем.
«Мне повезло, — думал он. — Здорово повезло! Там, где одни терпели неудачу, а другие боялись идти, казалось, ненадежным путем, я выиграл бой. Пусть пока небольшой, но выиграл. А ведь, собственно, я ничего не сделал. Разве что нашел дендролимуса. В остальном я действовал по советам и указаниям Мечникова и поставил опыты типа Д'Эрелля. Только. И открыл микроб шелкопрядной «чумы» — бациллюс дендролимус. Теперь ему надо дать права гражданства».
Налетел порыв ветра. Ослабел тлетворный запах. Туго загудели спасенные кедры. Их было немного: зеленый островок.
Шум был очень мелодичен. Василию Петровичу показалось, что их зелень свежее и ярче всей той зелени, которую ему когда-либо приходилось видеть.
Подошли Болдырев и Лозинский. Сдержанный Вадим Алексеевич протянул Талаеву руку.
— Поздравляю с отличным началом!
…Через неделю, когда Талаевы уезжали, кедры были похожи на увешанные игрушками новогодние елки. Оставшиеся в живых гусеницы заворачивались в коконы, чтобы вылететь из них крупными серыми бабочками и начать новый цикл размножения и распространения.
Оборотень принимал новое обличье. Он ускользал от расплаты за опустошение в тайге: с бабочками бороться было невозможно.
От Слюдянки Талаевы ехали поездом. Локомотив словно летел над берегом бирюзового Байкала, нырял в бесчисленные тоннели, потом побежал вдоль Ангары. У самого города Василий Петрович тронул жену за плечо: за их двухмесячное отсутствие на левом берегу вырос целый городок — начиналось строительство ГЭС.
Рано утром Василий Петрович взял полторы странички только что отпечатанного текста, вычитал его и остался доволен, что машинистка не наделала опечаток. Он достал конверт, надписал адрес микробиологического журнала Академии наук СССР. Потом спустился на первый этаж и отдал конверт в экспедицию.
Из окошка экспедиции послышался торжественный голос диктора:
«Сегодня строители Иркутской ГЭС приступили к монтажу первой турбины гидроэлектростанции…»
Вернувшись в лабораторию, похожую на дендрарий, Василий Петрович сел к столу. Перед ним стоял маленький пузырек из-под пенициллина, запечатанный парафином. На дне пузырька — щепотка желтоватого порошка. И полторы странички текста, второй экземпляр… Порошок — чистая культура бациллы дендролимуса, а полторы странички — описание бактерии.
Он видел перед собой свободный от бумаг стол, где всего день назад громоздились описания тысяч опытов по определению бактерии Бациллюс дендролимус Талаева. Теперь никому не составит труда отличить микроб под этим именем от сонма других. Известны его размеры, условия жизни, условия размножения.
В двух институтах — Ленинградском и Новосибирском — по просьбе Талаева другие ученые исследовали дендролимус и тоже пришли к выводу, что перед ними новая, еще неизвестная науке бактерия. Таковы общие условия, при которых вновь открытая бацилла считается признанной.
Рабочий стол был пуст. Документы отправлены в архив. Однако проблема, ради которой ученый взялся за изучение смертельного врага шелкопряда, оставалась пока нерешенной. Большой производственный опыт должен был подтвердить, что дендролимус является той силой, которая способна вступить в борьбу с шелкопрядом и одержать полную, безоговорочную победу над извечным врагом сибирского кедра.
Потребовалось три года, чтобы изучить бациллу и выделить чистую культуру.
Отложив в сторону отпечатанные на машинке странички, Василий Петрович почувствовал, что сегодня не сможет больше ничего делать: сказывалось напряжение последних дней работы.
Василий Петрович вышел на улицу.
Наступала весна. Длинные сосульки свисали с крыш. Днем посмеивалось поднимавшееся все выше солнце, а по ночам откуда-то из сопок в город приходил мороз. Иногда налетали на Иркутск с юго-востока тучные облака, полные влажного снега, и на улицах бушевала метель.
Но сегодня светило солнце, уже не оранжевое, как в зимние месяцы, а янтарное, медовое.
На той стороне Ангары, поверх кривых уличек, дальше в сопки уходили улицы нового Иркутска.
Домой вернулся к обеду. Удивился небывало пышно сервированному столу, цветам, пачке телеграмм.
Нарядная Анна Михайловна обняла его, затормошила:
— Где ты пропадаешь? Тебя все ищут!
— Что случилось?
— Не знаешь? Смотри, — и протянула газету.
Под передовой «Успехи иркутских гидростроителей» Указ Президиума Верховного Совета. Строчки прыгали:
«В связи с пятидесятилетием и многолетней научной работой наградить… Талаева… орденом Трудового Красного Знамени».
* * *
Самолет вошел в вираж. Земля заслонила весь иллюминатор. Василий Петрович увидел тайгу, прошитую просеками лесовозных дорог, большие вырубки под склады, несколько поселков. Все это было привычно и в то же время необыкновенно: дороги пустовали. Кое-где молодая поросль яркой зеленой ряской затянула просеки. Поляны-склады пусты: ни одного штабеля. Вымерли и поселки. Окна домов заколочены, двери забиты досками крест-накрест.
Василий Петрович обернулся к соседу, встретился с ним взглядом, кивнул вниз.
Выразительное смуглое лицо Георгия Плугаря сморщилось, словно от боли, и он безнадежно махнул рукой. Талаев понял, что они добрались до места. Под крылом самолета — мертвый леспромхоз. Построили его года два назад, вбили в дело миллионы, а на лиственницу напал шелкопряд, Валить стало нечего.
В лабораторных опытах Талаев установил, что дендробациллин — сухой препарат бактерий дендролимуса — поражает не только кедрового, но и лиственничного шелкопряда.
Дендролимус приобрел еще большее значение в лесном хозяйстве. Теперь лесовики ждали непосредственных результатов.
Самолет приземлился на крохотной посадочной площадке. Коренастый летчик-наблюдатель Иван Семенович Неудачин, помогая выгружать имущество, бросил через плечо:
— Видели?
— Видели, — ответил расторопный, похожий на цыгана молдаванин Плугарь. Он был студентом лесотехнического техникума и, узнав о работе Талаева, попросился к нему в помощники.
Подготовка к производственному опыту прошла быстро. Василий Петрович только диву давался. Понадобилось, конечно, ходить по разным учреждениям, но стоило Талаеву появиться в дверях, как его приветствовали незнакомые люди и просьбы Василия Петровича исполнялись быстро и хорошо. На него смотрели с нескрываемой надеждой и при упоминании о дендролимусе почтительно и понимающе кивали. А надежды надо оправдывать.