Лоуренс пожал плечами и улыбнулся.
Он молчал о своем открытии именно потому, что не хотел, чтобы Хоро произнесла эти слова.
Если сделка закончится успешно, мечта Лоуренса воплотится в жизнь. Он вернется в город богатым человеком, и Хоро выйдет из своего заточения, чтобы поприветствовать его, а потом расстаться навсегда — с улыбками и словами благословения.
Или же все закончится неудачей, и Хоро придется сбежать, прежде чем ее продадут или сделают что-нибудь похуже; тогда она, собрав волю в кулак, возобновит свой путь в родные края одна. Если Лоуренсу позволена самонадеянная мысль — Хоро, может, навестит его, чтобы убедиться, что он жив-здоров; но после она его покинет, и никакими словами он не сможет остановить ее.
Проще говоря –
— Единственный шанс для меня продолжить путешествовать с тобой — это полностью отказаться от сделки.
Лоуренс удержал в себе другие слова, что рвались наружу, — что даже если это будет стоить ему его мечты, он ни за что не подвергнет Хоро опасности.
— Ты думаешь, от этого я буду счастлива? — спросила Хоро.
— Да, — без тени смущения ответил Лоуренс.
В следующую секунду он получил пощечину.
— Я не скажу, что счастлива. И никогда, никогда не скажу, что сожалею.
Хоро ударила его со всей силы, какая нашлась в ее маленькой ручке; возможно, ее ладони было больнее, чем щеке Лоуренса.
Эта мысль мелькнула у Лоуренса, когда он глядел на ее дрожащее лицо.
На этом все шансы, что любой из них скажет другому, что хочет продолжать путешествовать вместе, были порушены.
Хоро этого и желала. Лоуренс нет.
Он дал ей то, чего она желала, ценой собственных чувств.
Это была сама суть понятия «доброта», и потому Хоро этого боялась.
Со стороны Лоуренса то была тихая месть за внезапное заявление Хоро о конце путешествия.
— Я запомню тебя как холодного, расчетливого торговца, — сказала она.
При этих словах Лоуренсу наконец удалось улыбнуться.
— Было бы вредно для моей репутации, если бы ты запомнила меня дурнем. Ну, идем, заберем наше оружие, наши деньги.
Лоуренс зашагал прочь, Хоро двинулась чуть сзади.
Шмыганье носом, которое донеслось до его ушей, было вызвано явно не холодным воздухом.
Возможно, Хоро считала это несправедливым, но Лоуренс был не настолько великодушен, чтобы позволить Хоро покинуть его без маленькой мести.
Но месть пуста.
Когда они добрались до Торгового дома Делинка, Хоро уже вновь была самой собой.
Месть порождает месть.
И это к лучшему.
— Нет в этом мире никакого бога, — тускло пробормотала Хоро. — Если бы твой всеведущий, всемогущий Господь существовал, как он мог бы просто наблюдать за такими страданиями?
Лоуренс остановил руку, уже готовую постучать в дверь.
— Действительно, как? — кивнул он и лишь потом постучал.
Торговый дом Делинка выглядел простенько, как всегда, и внутри царила тишина, словно шум и суматоха снаружи их совершенно не касались.
Разумеется, торговцы прекрасно знали, что творится в городе, и, едва увидев Лоуренса, тотчас с радостью принесли деньги.
Неприятные улыбки на их лицах вполне показывали, что они думают; но по крайней мере Лоуренс мог довериться их полным достоинства заверениям, что безопасность его спутницы они обеспечат.
Каким бы бессердечным ни был торговец, на это бессердечие вполне можно было положиться, когда речь шла об аккуратном обращении с товаром.
Однако когда настало время передачи денег, торговцы вручили их не Лоуренсу, а Хоро.
То была мудрость заимодавца.
Если Лоуренс получит деньги из рук Хоро, заложницы, их важность прочнее запечатлится у него в памяти. Это должно будет отбить у него всякое желание отказываться платить по счету; и вообще, его стремление извлечь прибыль с помощью этих денег выйдет на совершенно новый уровень.
Хоро пристально посмотрела на мешочек с монетами, уютно уместившийся в ее ладошках. Потом перевела взгляд на Лоуренса.
— Когда получишь прибыль, я хочу лучшего вина, — с кислым видом произнесла она.
Столько, чтобы быть пьяной вечно.
Столько, чтобы это последнее воспоминание о нем осталось в ее сердце навечно.
— Ну конечно, — ответил Лоуренс, принимая деньги.
— Мы тоже будем молиться за твою удачу, — сказал торговец Делинка.
Скорее всего, он вмешался, чтобы прервать разговор. Опыт должен был подсказать ему, что такие прощания могут длиться и длиться.
Но Лоуренс и Хоро давным-давно уже попрощались.
— Когда мы увидимся в следующий раз, я буду городским торговцем, — высокопарно произнес Лоуренс.
— Моим спутником просто не может быть никчемный торговец, — улыбнулась Хоро.
Лоуренс не знал, какое выражение лица принять после такого заявления.
Он не знал; но когда он вышел из здания и оглянулся, Хоро стояла в дверях потупившись.
Лоуренс помчался в город, прижимая к груди мешочек с шестьюдесятью золотыми.
Он был не в настроении идти.
Он не знал, правильный ли выбор он сделал.
Просто не знал.
Хотя другого выбора не было, все равно он не знал, правильный ли выбор он сделал.
Это не казалось ему странным. Впереди лежал доход столь громадный, что о таком он не мог и мечтать.
А на сердце все-таки было неспокойно.
Сжимая золото, Лоуренс бежал по городу.
Когда он добрался до постоялого двора, в дверях стояли и обсуждали что-то несколько человек.
Даже не вслушиваясь, Лоуренс угадал, что они — по-видимому, постояльцы и их приятели — говорят о бунте в городе.
Лоуренс направился к стойлам, расположенным по соседству со складом.
В стойле были две лошади и повозка. Разумеется, одна из лошадей и повозка принадлежали Лоуренсу. Прекрасная повозка, козлы которой были чуть-чуть велики для одного.
Что заставило его нахмурить брови, так это вовсе не вес золота в его руках — а вес, навалившийся на сердце; слишком тяжелый. Стряхнув этот вес, Лоуренс направился к стойлам через складскую комнату.
Как всегда, здесь башнями в рост человека громоздились ящики с товарами; лишь тропки между башнями были проходимы. Никто не знал всего, что здесь хранилось. Идеальное место, чтобы спрятать что-нибудь небольшое.
Эта мысль пришла Лоуренсу в голову, когда он пробирался через комнату; как вдруг он врезался в кого-то, кто занимался ровно тем же самым.
— П-привет. Я уж устала ждать, — сказала пробиравшаяся между грудами ящиков Ив и присела возле одной из башен.
— Я принес деньги, — Лоуренс показал джутовый мешочек, и Ив прикрыла глаза, как человек, который после трехдневной жажды наконец пьет.
