— Да, Грех Командармович, я же только…
— А если вы желаете возглавить какую непорядочную государственную идею, так вы не переживайте: мы вас представим как нужно. В лучшем виде: деспотом и самодуром.
Отовсюду раздался гул неодобрения и даже свист. Что-то с громким звоном ударило Сергею в каску, сбросив ее с головы. По полу окопа запрыгало яблоко. По брустверу прощелкали несколько апельсинов.
— Но я не деспот! И не самодур! — выкрикнул Сергей, съеживаясь и судорожно застегивая ремешок каски под подбородком. — Я как раз против самодурства и прочих перегибов!
— Ну, хватит! Хватит! Достаточно! — Премьер-министр поднял руку, призывая членов Кабинета успокоиться. — Ишь, расшалились… Что там у нас дальше на повестке дня, Генрих Панихидович?
Генрих Панихидович выполнял при Премьер-министре роль секретаря и ординарца. В дальнейшем Сергею неоднократно пришлось наблюдать, как Генрих Панихидович, юркий молодой человек, доставлял ползком, подобно связному на передовой, записки от Премьера к окопчикам отдельных министров. При этом остальные министры, не жалея фруктов, как могли, препятствовали его передвижениям.
В ответ на просьбу Премьера Генрих Панихидович откашлялся, поправил каску, огляделся в явном ожидании подвоха со стороны засевших в окопах хулиганов и, уткнувшись в разложенные сбоку от Греха Командармовича бумаги, зачитал:
— «Рассмотрение целесообразности направления в Парламент проекта закона, известного как «Дефект бабочки». Если в двух словах, закон голосит, что взмах плавника сельди не способен вызвать цунами в противоположной части мирового океана.
— А ведь хороший закон, — одобрительно подметил Премьер-министр. — Надо принимать. Вы как думаете, Сергей Николаевич?
— А что, если мы его не примем, он не будет действовать? Он же как бы закон природы…
— Это вы правильно подметили: он будет действовать независимо от того, примем мы его или нет. Но это не должно являться для нас препятствием в его лоббировании. Так ведь?
— Не должно… — неуверенным, а потому тихим голосом согласился Сергей.
— Очень хорошо, — Грех Командармович удовлетворенно кивнул Президенту. — Возражения, замечания по законопроекту, господа? Нет? Прекрасно, прекрасно… Что-то там дальше, Генрих?
— Подготовка дефолта, господин Премьер-министр.
При этих словах зал наполнил гул, но не возмущения, а, к удивлению Сергея, одобрения.
— Дефолта? — пробормотал он, силясь осмыслить значение сказанного.
— Господин Премьер-министр, — донесся громкий голос с противоположного конца комнаты, — а мы точно сможем прикарманить при его проведении до двух третей госбюджета? Мы вроде и так люди небедные, и заваривать кашу ради копеек как-то не хочется.
— Глава социалки, — разъяснил Президенту Виктор. — Совесть Правительства. Вечно в сомнениях, как другие — в голдах…
— Никакие не копейки! — раздалось где-то справа, и в окоп Совести Правительства, шелестя в воздухе распушенными листьями, ворвался ананас. — Гарантия! Все было придумано и успешно опробовано не один десяток раз еще до нас!
— Министр финансов, — услужливо подсказал Виктор, — не выносит социалку и любых ее представителей на генетическом уровне. Организовал в прошлом году Фонд содействия ликвидации упрямых жильцов коммунальных квартир. Одна из самых успешных инициатив финансово-экономического блока. Почти всех несговорчивых хозяев комнат в коммуналках истребил. Эффективнейший менеджер.
— Позвольте, что еще за дефолт? — встрепенулся Сергей. — Вы же собираетесь обмануть народ. Попросту говоря, его ограбить. Не позволю!
— А мы не против пригласить вас присоединиться к нам, — миролюбиво возразил Премьер. — Правда ведь, господа?
— Не про-отив! — раздался гул потревоженного осиного роя. — Не про-отив!
— Позвольте! Как это «присоединиться»?! Это же афера!
— Афера? — строго переспросил Грех Командармович. — Господин Президент, если вы так хорошо разбираетесь в экономике, посоветуйте нам выход из сложившейся ситуации. Это рынок диктует нам свои условия, а не мы ему.
— Проблема с диктовкой рынка в том, что он диктует то, что выгодно ему. И далеко не всегда — потребителю, то есть простомучеловеку, за которого мы так переживаем.
— Кто это «мы»? Мы не переживаем. Господа, мы ведь не переживаем?
Из окопов вновь грянул хор одобрительного гула.
— А может, господин Президент прав, а? — раздался голос Министра социальной защиты, развития и бесправия. — Афера. Аморально. Безответственно!
— Оттоман Телекинезович, — раздраженно загудело из окопа Премьер-министра, — что-то не нравится мне твое настроение в последнее время. Ты правдой мне до сих пор служил?
— Правдой.
— Теперь служи кривдой! И вообще, никогда не говори: «Никогда», а всегда говори: «Всегда».
— Слушаюсь, господин Премьер-министр!
— Вам же, Сергей Николаевич, объясняю. — Премьер устало потер виски: убеждать всех и каждого в своей правоте днями напролет — занятие утомительное. — Объясняю. Ситуация вышла из-под контроля. Населению уже не поможешь, но вот личные свои сбережения спасти и преумножить нам вполне по силам.
— Но честь-то, честь надо знать!
— Да честь-то мы и познали и попользовали. Теперь вот настала очередь бесчестия.
— Вы будете смеяться, Грех Командармович, но мне, как Президенту этой страны, на благосостояние моих подданных не наплевать!
— Господин Президент, вы так говорите, будто мы не ваши подданные и на наше благосостояние вам наплевать.
— Но по какому, по какому праву вы собираетесь провернуть эту… этот… это прикрытое дефолтом предприятие?
— По праву хитрого. От каждого по способностям, каждому — по жадности.
— Живем только раз, господин Президент! — подал голос один из окопов напротив.
— Все живут только раз. Поэтому не надо жить за счет других, господа.
— Какой-то он тупиковый субъект. Где вы только его взяли, Виктор? — фыркнул ближайший слева сосед Виктора.
— Ничего, ничего, — поморщился тот. — Спор — это хорошо. В споре рождается истина. Так что давайте, давайте спорить!
— Правильно. Главное, чтобы младенец родился. А способ рождения — второстепенен, — примирительно пошутил Премьер-министр. — Кстати, на следующей неделе, господин Президент, вам надо будет выступить с речью. У нас ожидаются торжества.
— Что за торжества? Какой-то праздник?
— День Зачинщика Отечества. Зачитаете торжественное поздравление и примете с трибуны военный парад.
— А вы уверены, что людям необходимо видеть на трибуне меня?