Луи Буссенар - Подвиги санитарки

Симпатия Менелика к Франции на протяжении всего времени оставалась неизменной, и французов у него всегда принимали очень хорошо. Вспомним хотя бы Поля Солейе[170] и других знаменитых ученых-путешественников, которые столь успешно работали в Абиссинии во имя славы и процветания родины.

Фрикет как настоящая патриотка радовалась, что здесь любят ее страну, и конечно же старалась отплатить негусу за его гостеприимство.

Менелик после капитуляции Макалле принялся за дела с удвоенной энергией. По его призыву необыкновенно быстро собрались лучшие солдаты, которые, не обладая дисциплиной европейских войск, оказывались гораздо сильнее в местных условиях, ибо они были более выносливыми и приспособленными к климату. Эти поразительно храбрые люди горячо любили родину и были фанатично преданы императору. К тому же их было очень много. Если Менелик не мог считаться искусным тактиком, то ему нельзя было отказать в умении привести эту армию на поле боя и в мощном порыве бросить ее на противника, увлекая и вдохновляя всех своей личной храбростью.

Абиссинское войско нельзя было назвать сборищем вооруженных людей, это действительно была армия, состоявшая из крепких и смелых мужчин, которые не боялись ни боли, ни смерти, не умели отступать и прекрасно владели самым современным огнестрельным оружием. Они прибывали отовсюду во главе с вождями и, пройдя военным парадом перед негусом, занимали свои места на огромной «шахматной доске», где вскоре предстояло разыграться решающей «партии», которая должна была определить независимость Абиссинии.

Объединение войск шло очень тщательно, но без особого шума. Итальянцы, не имевшие достаточной информации о передвижении этой массы народа, не верили, несмотря на сдачу Макалле, в серьезность своего положения. Командующий армией генерал Баратьери расположил свои войска — элиту экспедиционного корпуса — вокруг Адуа[171].

Располагая примерно двадцатью тысячами человек, генерал вначале намеревался обрушить на Абиссинию с занимаемой ими позиции, считавшейся неприступной, сокрушительный удар, «сметая все на своем пути». Тогда сфера итальянского влияния расширилась бы до Нила. Однако от слов еще очень далеко до дела, уважаемые господа итальянцы.

Генерал все же немного беспокоился; вопреки презрительному отношению к войску негуса итальянских военных, считавших абиссинцев просто дикарями, он знал, что Менелик неплохо управляет своими солдатами. Время пустого бахвальства миновало, следовало подумать об осторожности. Не обладая достаточной уверенностью, что им удастся удержать позиции, и опасаясь, что пути к отступлению могут быть отрезаны, командующий решил отложить свои воинственные планы и отвести армию назад. Наступило двадцать восьмое февраля 1896 года. В войсках уже готовились к отходу, когда на следующий день, двадцать девятого, из Италии пришла телеграмма. Политическая карьера Криспи находилась под угрозой, ему требовалась военная победа, причем по заказу, в назначенный им день и час. Телеграмма содержала приказ о немедленном начале наступления; в конце ее были несправедливые слова, вызвавшие законную обиду у солдат, которые, несмотря на любовь к хвастовству, все же неплохо показали себя в ходе сражений:

«…Это не война! Вы воюете как чахоточные! Жалею, что не могу присутствовать там, где вы находитесь, и не могу давать вам советы…

Генерал Баратьери созвал военный совет, и все офицеры, за исключением одного, высказались за наступление. Приказ об отступлении был отменен, и на следующее утро, первого марта, итальянцы начали атаку, которая скоро перешла в жестокий рукопашный бой.

На стороне итальянцев была дисциплина, опытные командиры и хорошая артиллерия, у негуса — численное превосходство и пламенный патриотизм солдат. Столкновение обеих армий представляло собой ужасное зрелище. Оба противника чувствовали, что наступило решающее сражение, и отдались жестокой борьбе не на жизнь, а на смерть.

С самого начала каждая из сторон вела ожесточенную стрельбу, противники вступали в рукопашные схватки. Итальянцы три раза предпринимали штыковые атаки и всякий раз оказывались отброшенными назад отважными шоанами. Повсюду в лужах крови валялись горы трупов.

Часть итальянской артиллерии постоянно стреляла в гущу абиссинского войска, которое несло огромные потери. Пушки итальянцев, установленные на горе, били без перерыва, проделывая своими ядрами в человеческой стене огромные бреши, которые сразу же заполнялись новыми воинами.

Абиссинцы не имели артиллерии и не могли открыть ответного огня; поэтому они, ползком поднимаясь наверх, подбирались к пушкам, чтобы своими выстрелами вывести из строя канониров. Солдаты негуса гибли сотнями, но на место убитых сразу же вставали другие; мертвые тела громоздились в баррикады, за которыми прятались живые. Наконец итальянская артиллерия замолчала: большинство стрелков было убито возле своих орудий. Схватка приобрела особенно ожесточенный характер. Три итальянские бригады оказались зажатыми со всех сторон армией негуса, которая безжалостно истребляла их. И абиссинцы и итальянцы проявляли чудеса храбрости и героизма.

Ужасная резня длилась почти весь день. Хотя итальянцев погибло великое множество, они держались и не отступали. К трем часам одна из бригад была полностью уничтожена, ее командир погиб, офицеры большей частью были убиты или попали в плен. Потери были очень велики с обеих сторон, однако абиссинцы без труда пополняли их новыми силами. Опьяненные битвой, они сражались на глазах их любимого негуса и, казалось, были одержимы манией истребления врагов.

Менелик и его штаб вместе с отборными войсками находился напротив второй бригады, которая уменьшалась с каждым часом, но все еще держалась. Фрикет, сидя верхом на муле в окружении эскорта, внимательно следила за сражением. Не обращая внимания на опасность, император со своими сановниками расположился неподалеку. Француженке еще не приходилось применять свой профессиональный опыт. Схватка была такой кровавой, что раненых не было.

Барка, вооруженный ружьем, носился на прекрасном коне, подаренном императором, и сражался как зверь. Он беспрерывно стрелял и время от времени испускал гортанные крики, напоминавшие тигриный рык. Подобно героям Гомера[172], он всячески поносил своих врагов, осыпая их оскорблениями, и искал глазами среди итальянцев арестовавшего их полковника. Вдруг у него вырвался ужасный вопль, почти заглушивший шум битвы. Он увидел полковника, который подавал пример храбрости своим солдатам, сражаясь в первом ряду. Да, на войне бывают такие поразительные встречи.