ему, дураку ни чёрта не понимающему в науке, понятно, что пришло время двигаться дальше. В современных условия любой застой гибелен, хотя заделов для будущих исследований они оставили немало — поле непаханное, если положить руку на сердце. Даже не поле, а целую гору, которую экскаватором не разгрести: работа мозга, биополе, биофизика, биоэнергетика, цифровое преобразование биоматриц, ментокопирование. Пахать от забора и до бесконечности, «рекрутёры» возглавляемого генералом «отдела» частым гребнем прошли по различного рода академиям, институтам и университетам, беря на карандаш и выгребая перспективную молодёжь под грядущее расширение исследовательской программы.
Генерал скрипнул креслом, подтягивая к себе тонкую картонную папку с верёвочными завязками. Прочитав несколько распечаток, он сделался ещё задумчивей, хотя казалось, куда уж дальше? Было куда. Аккуратно разложив листы по местам, Николай Иванович оттолкнулся ногой от пола, подкатываясь в кресле на колёсиках к уничтожителю бумаг. Сыто заурчавший «Шредер» голодным псом проглотил всё, попавшее в его нутро. Старчески кивая, генерал провожал взглядом тонкие белые ленточки, сыплющиеся на дно прозрачной пластиковой корзины под уничтожителем. Позже он лично проследит за уничтожением бумажной трухи в печи или в камине. Возможно его преследует паранойя, но жить ещё охота. За то, что сейчас принимало вид тонких обрезков телеграфных лент, убивают не раздумывая.
Тема переноса и копирование сознания разумного существа на неразумный бионоситель позволила сдвинуть с мертвой точки ещё одну программу, с которой работала другая группа исследователей в совершенно другом, закрытом от посторонних глаз, центре. «Клонеры», как их про себя называл генерал, вооружённые плодами работ «копирайтеров», вплотную приблизились к бессмертию, а это… Это уже совершенно другой уровень и совершенно другие деньги, на порядки, превосходящие всё, что выделяется сейчас. Начинается «игра» совершенно иного уровня, и любая ошибка грозит фатальными последствиями с тотальными зачистками. Да, бессмертие не абсолютное, но уже сейчас Наумов мог, не напрягаясь, перечислить десятки имён и фамилий тех, кто отдаст немыслимые средства, чтобы перенестись в молодое, здоровое тело, не страдающее старческими болячками и плевать им на то, что оное выращено с помощью биоинженерии в маточном репликаторе. Полная перепись памяти и сознания в молодом клоне самого себя позволяет прожить новую полноценную жизнь. Главное обеспечить контроль за джинном, чтобы он не вырвался из бутылки, и контроль за воспользовавшимися его услугами, но этим вопросом занимаются другие люди и разговор у них зачастую очень короткий.
Проследив взглядом за последним «съеденным» документом, генерал уложил в папочку остатки былой роскоши, состоящие из трёх куцых листочков. Осталось отработать один из заключительных этапов, проверив возможность переписи в человека «на кошках». Неугомонные исследователи в белых халатах давно обивают порог подполковника Речкунова, нового куратора программы, им не даёт спать проверка теории «обратного реверса» с полным переносом памяти и сознания из неразумного бионосителя в разумного представителя вида «Homo sapiens sapiens». Лишь одно препятствие смущает умников, для чистоты эксперимента им требуется «чистый лист» сознания, но где такой найти, не на младенцах же тренироваться, право дело, так и до славы докторов Йозефа Менгеле и Сиро Иссии, командира «отряда 731»* недалеко.
Впрочем, генерал в уме обыгрывал один вариант, который подойдёт под условия эксперимента по всем статьям. Его задумка не слишком согласовывалась с моральными принципами и постоянно подвергалась укусам ощерившейся клыками совести, но так он сможет вернуть сына безутешным родителям. Тридцатиоднолетний Владислав Огнёв, сын бывшего однокурсника генерала, с которым он делил тяготы и невзгоды в училище, попал в ДТП, выдернув из-под колёс грузовика незнакомую ему девочку. На ребёнке ни царапины, чего нельзя было сказать о Владе, диагноз и перечень полученных им повреждений и травм занимал не одну страницу в истории болезни. Переломы, ушибы, черепно-мозговая травма, без содрогания эти сухие строки читать не мог и сам генерал, жалея о судьбе капитана — сына бывшего друга, который второй месяц живым овощем лежал подключенный к системе жизнеобеспечения. Врачи не давали никаких прогнозов, а подчинённые генерала, получив доступ к телу, проверили мозговую активность с помощью разработанного учёными переносного психоматричного анализатора, эдакого супернавороченного электроэнцефалографа, снимающего характеристики деятельности мозга. Чистый лист. Тело живо, а разум и душа, которые его наполняли до ДТП, отправились на свидание с апостолом Пётром, дежурящим у врат святого Рая. Что ж, с совестью генерал как-нибудь договорится. Жаль Влад дальше не будет пригоден к оперативной работе, но провалы в памяти легко объяснятся амнезией, под последствия аварии спишется также изменившееся поведение. Зато рады будут многие, Огнёвы, сотрудники научного центра, Фима.
Генерал непроизвольно улыбнулся, вспоминая разговор с котом. Здоровенный пушистый котяра с кисточками на ушах, печатающий на специальной клавиатуре, навевал умиление, но Наумов не обманывался няшным внешним видом хвостатого милашки. Старый аппаратчик чувствовал внутри животного железный стержень и несгибаемый характер, даже оригинальный Котик не обладал подобным стальным ломом в глубине души. Это так чужая шкура на энимал-копию подействовала? Фима согласился на эксперимент, выдвинув несколько встречных условий, одним из которых была передача ему кота в полное личное владение, если разделение сознаний и перенос окажутся удачными. Привык он к Котеичу, душой прикипел, да и тот не желал расставаться с человеком насовсем. В любом случае кот останется очень умным, общий язык они давно нашли, а общение, как Фима подозревает, не станет для них проблемой. Немного подумав, генерал согласился, тем более ему ничего не стило пойти навстречу будущему сотруднику «зверинца», тем самым получив полностью лояльного и обязанного ему человека. Несколько зайцев одним выстрелом, так сказать — изящное решение при минимуме затрат.
* * *
Семнадцатого марта Николай Зимин в окружении дочери Лики и золовки Вери стоял в небольшом холле родильного отделения в ожидании супруги с долгожданным пополнением в семье Зиминых.
— Подержи цветы, доча, — почему-то нервничая, хотя при выписке Валентины с Ликой подобного не было, и руки не дрожали, и дыхание не сбивалось от волнения, Николай в сотый раз за последние двадцать минут расстегнул молнию куртки.
— А кому цветы, маме? — Лика зарылась носом в ароматные букеты.
— Врачам и санитаркам, — дёрнул замок вверх Николай. — Как их там — акушеркам.
— А конфеты?
— И конфеты, — Зимин сцепил руки в замок, чтобы они не жили собственной жизнью.
— Успокойся, папаша, — постучала его по плечу Вера. — Давай я тебе шампанское открою или коньяка из фляжки хлебни.
— А кто за руль сядет? — обернулся к Золовке Николай.
— Я сяду, — ничуть не смутилась девушка. — Я в твою страховку не вписана, но уж как-нибудь доедем.
— Дома выпьем. О, идут, наконец!
На лестнице, ведущей на второй этаж родильного отделения городской больницы, показалась целая процессия. Две
