Потапов остановился, прислушиваясь, – ему показалось, что в стену стучали. Стук повторился. Стучали настойчиво – подождут немного и снова стучат. Так зовут на помощь. Потапов знал, что там, за стеной, квартира какого-то ученого, но никогда никого здесь не видел.
Он вышел на лестницу и толкнул соседнюю дверь – она была незаперта. Зажигая спичку за спичкой, прошел по длинному коридору и уперся в дверь. Открыв ее, он увидел качающееся пятно тусклой коптилки и что-то неясное в темном углу.
– Вы стучали? – спросил Потапов.
– Да… извините… – послышался из темноты шелестящий звук. – Проходите… садитесь… Я слышал… вы там ходите… ходите… Подумал, человек один… может, горе…
Потапов сделал несколько шагов и разглядел на широкой кровати под кучей одежды человека с длинной седой бородой, в меховой шапке.
Потапов опустился в старинное, глубоко просиженное кресло.
– А я решил – вы зовете на помощь, – сказал он.
– Тоже правильно… – сипло ответил старик. Он сделал попытку приподняться, чтобы посмотреть на Потапова, но голова не поднималась. – Да, жили мы глупо… разобщенно. Кожемякины – вот все, что я знал… А ведь соседи… – прерывисто говорил он. Было видно, что сил у него нету, но он очень хочет говорить. – Вы кто же будете из Кожемякиных?
– Меня вы все равно знать не могли, – ответил Потапов. – Я племянник Дмитрия Андреевича. Они просили меня поселиться у них.
– Какие предусмотрительные люди, – пробормотал старик. – Ну, а я Безуглов, Тарас Борисович… орнитолог, что означает попросту птичник.
– Турганов Дмитрий Трофимович.
– А занятие ваше… извините за праздное любопытство…
– Заведую мастерской, шьем белье для госпиталей.
– Хорошее занятие… хорошее…
– А вы тут один? – спросил Потапов.
– Как это один? Нас мно-о-о-го, – ответил старик и надолго замолчал. – А все же, чего ходите там? Я ведь не только птиц понимаю.
– Спасибо, профессор. Хожу просто так, не спится.
– Чем ходить, посидите лучше со мной. Хотите, я расскажу вам одну историю? Не бойтесь… коротенькую.
– А вам не трудно? – спросил Потапов.
– Нет… слушайте… только я не могу быстро… Сейчас… Пожалуйста… сделайте одолжение… поверните меня на бок… хочу вас видеть.
Потапов исполнил его просьбу, он был легкий, как ребенок.
– Спасибо… сейчас… голова закружилась… – Он закрыл глаза и полежал молча. – Слушайте… – начал он. – Я знал одного… ученого… Мы с ним вместе кончали университет… красавец… Алеша… Алексей Дормидонтович… Он биолог… Мы не дружили… но жена приглашала его в дом… я не возражал… интересны не только птицы… – Он открыл глаза, посмотрел на Потапова и снова закрыл. – Сейчас… дальше… Это был изумительный карьерист… Хитрый, как дьявол… И ему везло… Однажды… он сказал мне: каждый, кто хочет сделать себе имя в науке… должен прочитать… всего Ленина… Что скажешь против этого?.. Но надо было слышать… как это было сказано… Да… Забыл важное. Все, что он писал и говорил о биологии… не было лишено интереса. Он, как говорится, хорошо знал предмет… И вот… десять дней назад он был здесь у меня… сидел в этом кресле… Представьте себе – не эвакуировался. Сказал – не захотел… Ленинград… сказал… останется Ленинградом… что бы ни произошло. А я сказал… Ленинград назовут Гитлерштадт… Вы думаете, он закричал? Стал уверять, что я его не так понял?.. Отнюдь… Он сказал, что… биологическая школа у них… очень сильная… стал называть имена… Тогда я закричал… глупо… истерически. Чтобы убирался вон и так далее. Скажите… чего он от меня хотел?
– Ему нужны союзники, – ответил Потапов.
– Боже мой… боже мой… – тихо сказал профессор. Потапов смотрел на него и думал о том, что можно сделать, чтобы помочь этому старому человеку.
– Кто вам выкупает хлеб, профессор? – спросил Потапов.
– Девочка из нашего дома… Катя… Она мне и воду приносит… А знаете, у этого биолога… физиономия сытая… он не умрет…
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил Потапов.
– Да… – еле внятно сказал профессор. – Очень обяжете… пожалуйста… поверните меня обратно… и бороду… сюда…
Потапов встал, наклонился над ним и повернул его легкое тело снова на спину.
Старик сказал что-то беззвучно – одними губами и затих.
Потапов посидел, подождал, мучительно соображая, что сейчас он мог бы для него сделать, но ничего не придумал.
Надо было идти к себе и тоже постараться уснуть.
Давыдченко явился утром, когда в промороженных окнах едва наметилась синева зимнего дня. Потапов провел его в кабинет.
– Что случилось? – спросил он.
– Дело есть, – ответил Давыдченко.
– Но зачем же в такую рань? Мне на работу надо.
– Куда?
– На работу.
– Бросьте… что еще за работа?
– Работаю на швейной фабрике. – Потапов встал. – Пошли…
– Вот это да! – сказал Давыдченко. – Вы что же, не могли остаться в стороне и так далее?
– А вам-то какое дело? – Потапов стал застегивать свою овчину и направился к дверям.
Давыдченко подошел, схватил за руку:
– Да бросьте вы!.. Сядьте, прошу вас. Есть серьезный разговор.
– Мне нельзя опаздывать.
– Да бросьте вы, Дмитрий Трофимович! У меня серьезное дело.
– У меня тоже.
– Значит, и нашим и вашим?
– По крайней мере, ясно, кто я и чем занимаюсь.
– Дмитрий Трофимович, вами интересуются большие люди. Они придумали великое дело. Создают организацию патриотов, хотят сохранить исторические и культурные ценности Ленинграда.
– Сохранить от немцев?
– А разве они не заинтересованы, чтобы все оставалось на месте?
– Вот это уже понятнее, – сказал Потапов. – Что требуется от меня?
– Участие, и все. Сам я больше ничего сказать не могу. С вами будут говорить другие. Послезавтра я жду вас в полдень на перекрестке Загородного и Ломоносова. Знаете? И мы пойдем… Не хотел говорить… но по дружбе, Дмитрий Трофимович… К вам относятся очень серьезно. Вы же знаете немецкий?
– Ну и что?
– Если идти… туда… к ним…
– Ясно. И вы сказали, что у вас есть на примете такой дурак? – спросил Потапов.
– Ну, зачем вы так, Дмитрий Трофимович?
– Ладно. Поговорим – увидим. Я опаздываю, Михаил Михайлович. Пойдемте.
По лестнице поднимались девушки с носилками. Дверь в квартиру профессора была открыта.
На улице у подъезда стояли саночки…
Из ленинградского дневника
Я только что пришел со свадьбы. Со свадьбы, черт побери! Где были и жених при крахмалке и невеста в белом платье. И были гости. И мы пили водку и кричали «горько!».
Варя Малахова из бытовой команды выходила замуж.
Свадьба в городе, где ежедневно от голода умирают люди. Пир во время чумы?
