— Жизнь — тоже сон, Ася. Спи.
Как тогда, в самолёте… Падаю прямо со стула в бездонную пропасть, но сильные руки подхватывают меня на лету…
Очнулась я на постели в маленькой спальне. Какое‑то время разглядывала плакаты на стенах: тот, кто жил здесь раньше, явно любил русский рок и фильмы со Шварценеггером. И девочку Катю — это имя, обведённое сердечком, было написано ручкой на обоях в аккурат на уровне глаз. Он просыпался утром и видел её…
За окнами был ещё день, выходит, я ненадолго отключилась, и Серёжка не будет волноваться. Но мне всё равно было немного стыдно перед ним. Иногда казалось, что я забываю, ради чего ввязалась во всё это. Жизнь превратилась в захватывающее приключение, не всегда приятное, но оттого не менее захватывающее, и пока Серый отсиживался под охраной светло–тёмного воинства, я любовалась единорогами, танцевала с феями, спасалась от зомби. Меня похищали, пугали, пытались превратить в послушное орудие убийства… И ничем из этого я не могла с ним поделиться. Ни с кем не могла.
Я вдруг поняла, что отчаянно скучаю… по Жорику. Вот кто на самом деле мой единственный и самый верный друг, от которого у меня никогда не было и не будет секретов. И когда всё закончится, я вернусь в старую бабулину квартиру, достану с балкона лопату, накопаю жабу червей, а себе куплю бутылочку безалкогольного пива и пачку солёных орешков, и будет у нас праздничный семейный ужин.
Поднялась, выглянула в коридор: никого, только в ванной шумела вода. Купается он там, что ли? Нашёл время!
Заглянула на кухню. В пепельнице на подоконнике прибавилось окурков.
Во второй спальне — какой‑то склад. Корзины, картины, картонки, словно в детском стишке. Вряд ли это всё — вещи Сокола. Наверное, хозяева свалили хлам в одну комнату. Тогда и сдавать должны были не как «трёшку», а как «двушку», но вряд ли тёмный торговался.
В гостиной чисто и пусто. Диван, кресло и книжный шкаф — вот и всё убранство. Книги старые. Два тома Большой советской энциклопедии. Пушкин, Есенин, Цветаева, Пастернак… Открыла наугад, и улыбнулась — в любом издании, даже в сборнике, всегда только оно: «Давай ронять слова, как сад — янтарь и цедру…» Наверное, я всё‑таки ведьма.
Отложила книгу в сторону, потянула на себя выдвижной ящичек. Снова хлам. В плотные целлофановые пакеты упакована какая‑то мелочёвка. Старая наливная ручка, оправа от очков, складной нож. А в углу что‑то интересненькое: связка ключей, на каждом из которых маленькая бирка, где знакомым по тетради с рецептами почерком написаны адреса. Прежде чем закрыть шкафчик, я мысленно повторила каждый. Запоминала, ещё сама не понимая, зачем. Олимпийская, Лунина, Металлургов — ещё три квартиры в разных районах города. Сокол как к войне готовился. Один против… кого? С кем он воюет? И за что?
— Выспалась? — Лёгок на помине.
— Зачем ты меня вырубил? — спросила я прямо.
— Тебе нужно было отдохнуть, — сказал он спокойно, как будто и не врал мне сейчас в глаза.
— Отдохнула. Возвращаемся?
— Да. Только дай мне ещё минут пять, хорошо?
Тёмный опустился в кресло у окна, и я только сейчас заметила, как он бледен. Шрам на виске налился кровью, а на лбу блестел пот.
— Тебе плохо?
— Жара, — снова солгал он. — Потому я и выбрал ту квартиру, а не эту — там кондиционеры.
Если тёмный не хочет говорить правду, он не скажет. А после откровений Акопяна я не была уверена, что хотела бы эту правду знать.
Зашла в ванную, открыла воду. Из зеркала на меня смотрела перепуганная девица. Встрёпанные волосы, уже не пепельные, а натурально мышиного цвета, плотно сжатые губы. На щеке — полоска грязи — память о пребывании в убежище некроманта.
Схватилась за мыло, и то выскользнуло из влажных дрожащих рук, улетело куда‑то под раковину. Наклонилась, подняла. Взгляд зацепился за маленькую алую кляксу на светлом кафеле. Кровь…
Когда я вышла, Сокол уже стоял у книжного шкафа, листал отложенный мной томик Пастернака.
— Нравится? — спросил у меня, даже не повернувшись.
— Отдельные вещи. А тебе?
— Тоже. Отдельные.
Он положил книгу на полку. Накрыл ладонью, словно впитывал слова стихов сквозь обложку, и негромко продекламировал:
— Давай ронять слова, как сад — янтарь и цедру, рассеянно и щедро, едва, едва, едва…
И впервые за весь этот безумный день мне стало по–настоящему страшно.
«Ронять слова» не пришлось. Если колдун и хотел поговорить, то не здесь и не сейчас.
Вызвали такси. Через службу. С мобильного Сокола. Меня это насторожило: а как же конспирация?
Как и после встречи с зомби, тёмный уселся на заднем сидении рядом со мной. Назвал адрес. Точный адрес, а не точку пересадки, и это тоже было подозрительно.
— Снова скажешь никому ни о чем не рассказывать? — решилась спросить я, когда машина тронулась с места.
— Нет. Но рассказывать буду я, а ты — кивать в нужных местах.
Интересно, что изменилось?
— Один я это дело уже не потяну. Да и не хочу тянуть. И вопрос, кому можно доверять, а кому нет, весьма кстати решился. Алекс сам расставил точки над «i», когда пытался внушить тебе, что Антон и Ле Бон — враги. Рассуждая от противного, можно сделать вывод, что ни тот, ни тот с Акопяном не связаны. Но с мсье Ле Боном я всё равно откровенничать не стану: Виктор не захочет брать на себя такую ответственность, обязательно посоветуется с руководством, о чем‑то предупредит подчинённых. А кто‑то из его людей между тем работает на Алекса.
— С чего ты взял?
— Ася, включи мозги, — бросил он устало. — Кто нас вёл? Кто знал, где мы? Знал, что мы оставили машину и пошли пешком? Кто‑то из светлых работает на Акопяна. А тот в свою очередь связан с Ван Дейком или его доверенным лицом.
— С Ван Дейком? А эти выводы откуда?
— Думать ты не желаешь? — вздохнул он. — Алекс заинтересовался бы вместилищем лишь в двух случаях. Первое — хотел бы продолжить исследования по делу голландца. Но теперь ему пришлось бы начинать всё с нуля, а он не из тех, кто станет тратить время на работу, которая ещё может быть не даст результатов. Значит, второе. У тебя есть варианты, кроме того, что предложил я?
Нет. Вроде бы всё логично. Некроманта не интересует возрождение проекта «Бессмертие для толстосумов», ведь Сокол забрал все данные предыдущих опытов. Но откуда тёмному знать, что мне известно об этом?
— Итак, кто‑то из окружения Ле Бона, но не Антон, работает на Акопяна, а тот служит голландцу, — подвёл итог колдун.
— Ты так спокойно об этом говоришь.
— Спокойно? Да я радуюсь, — ухмыльнулся мужчина. — Врага лучше знать в лицо. Но с другой стороны радоваться нечему: Алекс не на «поводке», он действует осознанно. И действует не один.
