то искали не меня, а Простака. Надо понимать, он и вправду где-то в Яме схоронился.
Пока размышлял так, перешёл по дамбе через фабричную запруду и вышел к болоту. За высоченной кирпичной оградой что-то постукивало, посверкивало и рокотало, здесь было тихо. Тихо и темно. Как-то сразу расхотелось возвращаться в Гнилой дом напрямик. Завязнуть не завязну и с дороги не собьюсь, просто жутко.
Беззвучно выругавшись, я разулся, закатал штанины и двинулся к сухой липе, едва-едва видневшейся в темноте. Именно от неё и начиналась нужная мне тропка. Под ногами чавкала грязь и плескалась вода, это напрягало. Невесть с чего захотелось производить как можно меньше шума. Стать незаметным, съёжиться и забиться в камыши. Спрятаться.
Но переборол непозволительную слабость и пошёл, пошёл, пошёл. Практически на ощупь. Небо оставалось затянуто облаками, ни звёзд не было видно, ни луны. Темень — хоть глаз выколи, оконца открытой воды — беспросветно чёрные. Сто раз всё на свете проклял, пока с кочки на кочку прыгал, шагал по брёвнышкам или брёл вброд, проверяя дно подобранной палкой. И даже когда выбрался непосредственно к Гнилому дому, легче не стало. Наоборот, невесть с чего на затылке зашевелились волосы.
Накатила паника, едва не бросился бежать, но взял себя в руки, остановился и прислушался.
Показалось, будто за спиной что-то чавкнуло и камыши зашуршали, или всё так и есть? Разбираться я не стал, рванул напрямик к дому, чуть ботинки не уронил. Вспомнил о том, как кто-то якобы скрёбся к нам, на миг замер в нерешительности, но лишь на миг, а затем выставил перед собой палку и шагнул в пустой дверной проём.
Там вовсе ни черта не видать! Одна только чернота во всём мире осталась!
Из звуков — моё надсадное дыхание, лихорадочный стук сердца да плеск воды. Плеск — на улице!
Я в один миг взлетел по лестнице и заколотил кулаком в дверь.
— Открывайте! Это я, Серый!
И снова плеск. Громче. Ближе.
— Серый, ты?
— Я! Живее!
Почудилось, будто в подтопленном помещении стало ещё темнее, словно бы такое вообще могло быть, всего так и затрясло, но вот уже скрипнул брус и приоткрылась дверь. Я протиснулся в щель и коротко выдохнул:
— Запирай!
Лука так и поступил.
Заворочался кто-то из разбуженных шумом мелких, кто-то захныкал во сне.
— Как сходил? — шепнул мне Лука.
Я не ответил. Просто никак не мог унять сбившееся дыхание. Молча ткнул пальцем вверх и двинулся к лестнице на чердак. Лука растолкал Гнёта и поспешил вслед за мной.
— Как сходил? — повторил наверху он свой вопрос.
— Да там ночью вообще никто не спит! — хрипло выдохнул я. — Днём на улицах и то народу меньше!
И да — мои слова Луку нисколько не порадовали. Разочаровываю сегодня решительно всех.
Встал с гудящей головой, заложенным носом и ломотой во всём теле. Мало того что никак уснуть не мог — всё лежал и вслушивался в шорохи и скрипы, так ещё когда забылся в беспокойной полудрёме, начала сниться Рыжуля. До самого утра девчонка то высовывалась из окна в совершенно непотребном виде, то танцевала на сцене, задирая ноги выше головы.
Проснулся с ясным осознанием того, что Большому Ждану её не отдам.
Впрочем, знал это и до того.
Не отдам!
Отпустило меня в церкви. Ещё до энергии неба дотянуться не успел, а уже стало хорошо и спокойно. Никакой магии, это сама по себе умиротворяющая атмосфера таким образом сказалась. Подумалось даже, что ничего плохого в постриге и нет вовсе.
Я от неожиданности чуть вслух чертей драных не помянул, до того своим мыслям поразился.
Нет, нет, нет! Мне такого не надо!
Никакого пострига, никакого этого самого… А! Безбрачия!
Так разволновался, что едва силу небесную в себя втянуть сумел. Мигом взопрел, но зато и головная боль отпустила, и ломота прошла. Насморк разве что никуда не делся, только это сам виноват — нечего вчера по холодной воде бродить было. Мало того что страху натерпелся, так ещё и простыл.
Вроде бы — наплевать, вроде бы — травяного отвара выпить и всё пройдёт, но как-то очень уж маетно было на душе. Ещё и мелкий дождик накрапывать начал. В итоге на рынок не пошёл и направился прямиком в Гнилой дом. По пути всё по полочкам разложил и решил, что не имеет никакого значения, сорвёт Лука свой заветный большой куш или это дельце не выгорит. Раздобудет деньжат и заплатит оброк Бажену — отлично, нет — тоже не беда. Возьму и утащу Рыжулю из города, даже слушать ничего не стану. Ей при таком раскладе на Заречной стороне ничего хорошего не светит.
Страшно? Нет, давно к такому готов.
Когда вернулся, Рыжуля хлопотала у печи. Ей было откровенно не до меня, так что сразу переоделся и попросил:
— Заприте за мной!
— Опять на весь день пропадёшь? — нахмурилась девчонка.
— Не! Скоро буду! — отозвался я и отправился прямиком на свой островок.
Встал на прогалине меж камышей, запрокинул голову к хмурому тёмному небу, с которого сыпалась мелкая морось, безмолвно взмолился.
Ну же, небеса! Хоть подскажите, что делаю не так!
А если всё делаю правильно, то какого чёрта⁈
Я ж не чужой кусок урвать пытаюсь! Своё взять хочу! Это ведь мой талант! Мой дар, не чей-то ещё! Жалко вам, что ли? Или недостоин? Но ведь из босяков тоже тайнознатцы выходят!
Размеренно задышав, я потянул в себя энергию и — безуспешно, и — ничего. Тогда попытался сосредоточиться на всякий раз возникавшем при первом вдохе небесной силы ощущении тепла.
Давай! Давай! Давай!
И вновь — впустую.
Вместо призрачного тепла потянуло всамделишным прохладным ветерком. Камыш закачался, меня начало знобить. Ещё и нос окончательно заложило, пришлось дышать ртом. Я напрягся так, что на глазах выступили слёзы, показалось даже, будто всё кругом затопила туманная дымка, а дальше словно болотной водой в лицо плеснули!
Беззвучно хлопнуло, и мир изменился — его заполонила тишина, враз стихли все шорохи. Накатила волна неприятной стылости, и я не успел остановиться, втянул её в себя, привычным образом прогнал по телу и выплеснул вовне.
А-ах! Меня скрутила болезненная судорога, да ещё разом проморозило от пяток и до макушки, я оказался не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться — тело потеряло всякую чувствительность, лишь пульсировал под правым коленом горячий уголёк боли. Он-то своим мерзким жжением и не дал провалиться в
