Рассказ не столько интересовал директора, сколько беспокоил его. Глаза Петренко горели, как казалось директору, ненормальным, болезненным блеском. Его веселость тоже была какой-то подчеркнутой и неестественной.
— Пейте чай, Петр Тимофеевич, — проговорил Губанов. — Остынет…
— Ах, да, да! Чай… — заторопился Петренко. — А вы почему не пьете?
Затем, не говоря больше ни слова, он вытащил из бокового кармана несколько блестящих ярко-красных камней и принялся накладывать их в стакан.
«Все! — мелькнуло в голове у директора. — Рехнулся! Кладет карналит вместо сахара…»
— Петр Тимофеевич… — кинулся к нему директор.
Его остановил предупреждающий жест Петренко.
— Тише! Одну минутку, тише!.. — торжественно произнес он, отодвигая стакан с карналитом на середину стола. — Слушайте!
Множество пузырьков начало бурно подыматься сквозь темно-красную жидкость чая. Из стакана, где растворялся карналит, слышался треск, сливающийся в беспрерывное шипение.
— Слышите? — торжествующе воскликнул Петренко. — Слышите? Что это такое?
— Это вырывается из растворяющихся кристаллов так называемый микровключенный газ, — ответил директор.
— Вот именно! — с воодушевлением переищу Петренко. — Частицы газа вкраплены в кристаллы и находятся под давлением чуть ли не в несколько десятков атмосфер!.. Газ, попавший в кристаллы еще при образовании кунгурского яруса пермской системы, теперь вырывается наружу! Как только стенки ячеек, в которых он находился, стали тоньше от растворения, газ вырвался из многовекового плена. Вам ясно, Константин Сергеевич?
— Не совсем, — проговорил Шабалин.
— Вы не догадываетесь, почему у вас на экране появляется туманная дымка? Газ-то становится электропроводным! Ну, а вам, физику, остальное все должно быть ясно.
— Вы хотите сказать…
Шабалин остановился. Слишком неожиданной была подсказанная ему догадка. Под влиянием дециметровых волн в породе возникают ионные процессы и происходит разогрев газа. Газ, расширяясь, ломает стенки и разрушает кристаллы. Значит… не годятся дециметровые радиоволны для разведки в калиевых рудниках. Разрушение кристаллов — вот о чем говорит дымка, появляющаяся на экране, которая мешает исследованиям.
Шабалин посмотрел на Петренко. Как наглядно и убедительно тот доказал, что прибор Шабалина в калиевых рудниках бесполезен! И этот жестокий удар был нанесен в присутствии директора, на совещании, созванном по требованию самого Петренко.
— Я установил, — продолжал все тем же радостно-возбужденным тоном Петренко, — что характерный этот шорох возникает именно тогда, когда работает ваша аппаратура, Константин Сергеевич. Слышу шорох — бегу к вашему штреку, смотрю, работает. Выключен ваш аппарат — и шороха нет. Вчера подтащил портативный акустический прибор прямо к вашему гроту. Бегать уже был не в силах. Устал… Всю эту ночь просидел за вычислениями… Простите, я, может быть, кажусь вам немного странным…
— Очень благодарю вас, — сухо проговорил Шабалин. — Вы уделили мне много внимания. Вы доказали, что применение моей аппаратуры в калиевых рудниках невозможно. Теперь мне не придется тратить время на разрешение безнадежной задачи.
Шабалин резко поднялся из-за стола.
— Позвольте, товарищи, — заволновался директор. — Ссориться вы опять собираетесь, что ли?
— Зачем ссориться? Из-за чего? — закричал Петренко, вскакивая со своего места. — Константин Сергеевич, дорогой! Разрешите мне расцеловать вас на радостях… Неужели вы не поняли еще? Да ведь перед нами — открытие!.. И какое еще!.. Я очень рад, что помог в этом деле. Мощность передатчика мы увеличим и… Понимаете?
Петренко направился к Шабалину с широко распростертыми объятиями. И вдруг Шабалин с радостным криком бросился навстречу.
— Ионизация газовых ячеек… А я-то дурак!.. — кричал в восторге Шабалин. — Значит, чем больше мощность, тем гуще дымка, тем энергичнее разрушаются кристаллы. Петр Тимофеевич, дайте я вас поцелую!
«Ну, теперь оба они с ума сошли, кажется», — подумал директор.
* * *
В подземном гроте слышался стук металлических инструментов, хруст шагов. Заканчивалась установка нового, очень мощного прибора.
— Волнуетесь? — тихо спросил Петренко, подходя к Шабалину.
Вместо ответа Шабалин взял его под руку.
— Будем бороться вместе, — проговорил он. — Какие бы ни были первые результаты, не отступать! Вы мне доказали, что и неудачи много открывают.
Начало не предвещало ничего хорошего. После того как аппарат был приведен в действие, на стене появилось голубое пятно, озарившее грот слабым мерцающим светом. Прошло несколько минут. Голубое пятно потускнело. От стены бтвалилось несколько мелких кусочков, как будто осыпалась штукатурка.
Это было совсем не то, чего ждали ученые.
— Укоротим волну, — предложил Шабалин. — Опять начались неудачи в этом заколдованном гроте!
Он подошел к аппарату и стал вращать рукоятку настройки. Яркость светового пятна увеличилась. Вот оно засверкало ослепительной голубизной. Несколько крупных кусков выдало из середины пятна.
Шабалин ещё повернул рукоятку.
И вдруг стена, на которую было направлено излучение дециметровых волн, стала расплываться на глазах у зрителей. Шипели лопавшиеся кристаллы. Казалось, тысячи невидимых острых игл впивались в породу. В том месте, где сияло голубое пятно, стена рассыпалась, расползалась.
Шабалин приник к аппарату. Голубоватое светящееся пятно пришло в движение. И всюду, куда падал луч, стена подземного грота оживала.
Мощный поток дециметровых волн, во много раз более сильный, чем тот, который применял раньше Шабалин для геологической разведки, нагревал микровключенный газ. Миллиарды газовых пузырьков ломали свои ячейки, вырываясь наружу. Разорванные изнутри кристаллы рассыпались в песок.
Это было феерическое зрелище. Невидимый радиолуч долбил твердую породу быстрее, чем врубовые машины и отбойные молотки, безопаснее, чем аммонит.
Директор подошел к стоявшим рядом ученым и положил руки им на плечи.
— А ведь я думал было… — сказал он, улыбаясь, — что у вас в смысле товарищеских отношений не все ладилось. А оказалось, что у вас творческое соревнование.
Шабалин щелкнул выключателем. Голубое пятно погасло. Прекратилось жужжание прибора. В наступившей тишине слышно было тихое потрескивание — точно угольки в глохнувшем самоваре. Остывающие в глубине кристаллы кое-где продолжали еще лопаться.
Петренко подошел к стене и приложил к ней ухо.
— Ну как, шуршит? — весело спросил директор.
