— Браво, парень! — закричал Дик.
— А кому мы поручим переговоры? — спросил Ян.
— Сиду и поручим, — решил Дик. — Математик с математиком всегда найдут общий язык! — сострил он. — А пока ни один волос не должен упасть с головы маэстро. Я уж позабочусь об этом!
— И я тоже, — поспешно добавил Ян.
Два босса пристально поглядели в глаза друг другу. Несмотря на огромную разницу в культурном уровне и сообразительности, у обоих одновременно блеснула одна и та же мысль. И у обоих достало проницательности прочесть ее.
Они отвели взгляды в сторону и холодно распрощались.
С этого вечера за “Маэстро грандиозо” неотступно следили четыре пары глаз. Два телохранителя были приставлены Диком, два — Яном. И тот и другой босс догадывались, какой камень припасен за пазухой у соседа.
5. Тайна, состоящая из одного слова
Стук в дверь.
Короткая пауза.
— Мистер Ларгетни?
— Он самый. Чем могу быть полезен?
Сид (по случаю дипломатической миссии его приодели) оглядел роскошный номер. Маэстро стоял перед ним в пурпуровой шелковой пижаме, которая так шла к его осанистой фигуре и львиной гриве. На столе — бутылка вина и… слуховой прибор (оказывается, он отлично слышит!). Пачка распечатанных писем.
— Садитесь. Не угодно ли рюмку вермута? (Какой знакомый голос!) Догадываюсь, что речь пойдет о покупке моего “секрета”. Если так, то должен предупредить, что сегодня вы — уже семнадцатый посетитель по этому вопросу. Не считая письменных предложений, — маэстро похлопал по стопке корреспонденции.
Сид ошеломленно молчал. Догадка, не столько необычайная, сколько неожиданная, осенила его. Язык прилип к гортани. Он был уверен, что узнал этого человека (но что он так пристально вглядывается?)
— Постойте, постойте, мистер Молчун, а ведь я вас знаю! Если не ошибаюсь — Сидней Платтер?
Сид кивнул головой и, наконец, выдавил из себя:
— Ваша изумительная память не изменяет вам, профессор.
— Тсс! Какая встреча! Я так давно вас не видел. Объясните, пожалуйста, куда вы пропали перед последним курсом? И как вы, этакий умница, подававший такие надежды, оказались здесь, среди этого алчного сброда?
— Позвольте, в свою очередь, задать вам вопрос: что привело вас в эти вертепы? Жажда денег? Немыслимо. Вы — здесь, вы, такой бессребреник! Вы, которого в аудиториях ждут студенты!
— От моего пребывания здесь зависит, смогут ли многие из этих студентов прийти в аудитории в новом учебном году. Как видите, я ответил вам, а вы мне — нет.
Сид, опустив голову, произнес еле слышно:
— Карты…
— Понятно. Иногда эта зараза оказывается хуже алкоголя и наркотиков. Но неужели вы не в силах бросить это? Уезжайте. Я дам вам денег.
— Хотел бы, да уже не могу. Запутался. Слишком поздно я понял, в какие сети попал. Моим хозяевам достаточно шевельнуть пальцем, чтобы я угодил на 20 лет в тюрьму…
Сид спрятал лицо в ладонях и зарыдал.
— Ну, не убивайтесь, Платтер! — ласково сказал профессор, ероша его волосы. — Так зачем же вы пришли?
— Сообщить вам одну тайну.
— Я готов ее выслушать, так как вижу, что не вышел из доверия моих учеников.
— Вы не даете себе отчета в том, каким опасным секретом вы владеете, — горячо заговорил Сид, поднимая красное от стыда и залитое слезами лицо. — Это равносильно изобретению новой супервзрывчатки. Я помню, что вы всегда любили невинные мистификации, веселые розыгрыши, хорошую шутку. И, вместе с тем, со своими формулами, вычислениями и техническими проблемами были далеки от реальной жизни за стенами института. Вся эта история кажется вам шикарной шуткой. Но тут не до шуток. Вы не представляете, в какое дело вы ввязались и с кем схватились. О, вы еще не знаете, что это за люди, если их вообще можно назвать людьми! У них руки по локоть в крови, а за спиной стоит могущественная мафия, для которой не существует законов ни божеских, ни человеческих. Вам несдобровать!
Сид перевел дух и добавил:
— Так вот, тайна, которую я хочу вам доверить, заключается в одном слове: бегите!
Это было произнесено с такой гипнотической убедительностью, что профессор растерялся. Он налил стакан вина и выпил залпом.
— М-да. Видимо, вы правы. Хватит. Я несколько увлекся и начал превращаться в аттракцион.
— Чем быстрее, тем лучше, — сказал Сид. — За каждым вашим шагом следят две конкурирующие шайки гангстеров. Я подозреваю, что и та и другая стороны задались целью похитить вас со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но приставленные к вам той и другой стороной “телохранители” зорко следят за тем, чтобы вы не достались конкуренту. Воспользуйтесь же существующим “статус кво” [35] и покиньте Лас-Азартас возможно быстрее.
— Хорошо. Искренне благодарен вам, Сидней. Мне, действительно, пора вернуться к моим мальчикам. Но прежде чем уйти, скажите мне, может быть я все-таки могу чем-нибудь вам помочь?
— Нет, профессор.
— Жаль. Ведь я надеялся увидеть в вас второго Хойфа или Винера [36]. И такой жалкий конец…
Сид встал. Профессор протянул ему руку, последовало крепкое рукопожатие.
— Еще раз благодарю. Прощайте. Впрочем, подождите.
Профессор присел к столу, взял лист почтовой бумаги с маркой отеля — коронка в червях [37] — и написал несколько строк.
— Я понимаю, что этот шаг потребовал от вас большого мужества. Надеюсь, что вы остались не только мужественным, но и честным в душе человеком. Но, чтобы вернуться к порядочной жизни, вам понадобятся деньги. Возьмите это и вы будете без проигрыша играть в “Черного Джека”…
Сид взял бумажку и вопросительно взглянул на профессора:
— Значит, вы действительно проникли в тайну закона больших чисел [38]?
— Частично. Но в достаточной мере, чтобы вступить в единоборство с рулеткой. С картами — там много проще.
* * *
Забегая несколько вперед, чтобы распрощаться с Сидом, скажем, что он исчез из Лас-Азартаса и с этого времени потерял всякий интерес к игре. Почему? Да потому, что из игры вынули то, что составляет ее душу — азарт. Зная заранее, что, выиграет, Платтер бесповоротно охладел к картам.
И только много лет спустя, уже другим человеком, понял он, каким великим знатоком человеческой психологии выказал себя бывший его учитель, открыв ему секрет беспроигрышной игры в карты.
6. Властитель над числами
Вернемся, однако, к периоду времени между пребыванием мистера Ларгетни в Монте-Карло и появлением его в Лас-Азартасе. Точнее — к прекрасному дню раннего лета, когда в Оберлинском университете закончились переводные и выпускные экзамены.
