ее пока, что не касались, но Карина Карловна продолжала мучиться от необъяснимого и тягостного предчувствия: что все это не оставит ее в покое. Особых оснований под собой предчувствия, вроде, не имели и существовали, как бы сами по себе, но и этого хватало, чтобы занять может небольшую, но очень болезненную часть сознания Карины. Иногда ей удавалось на время заретушировать наползающую тревогу, скрыть ее под проблемами более прозаического характера. Только помогало ненадолго и любая пауза, свободный отрезок времени начинали возвращать Карину в область сумрачных предчувствий. Как будто кто-то настроил в ее голове принудительное включение нехороших ассоциаций, как раз в минуты разгрузки. А дальше продвижение мыслей происходило в круговом порядке, от меньшего к большему, где-то истеричному, раздражающему.
Обычная обстановка, любимый распорядок вещей перестали быть, как таковыми и все, от того, что весь этот бред был продиктован ей какой-то чужой и к тому же совершенно непонятной для Карины Карловны силой. Объяснения и вовсе находились для нее в пределах чего-то фантастического, а по большему счету объяснений не было и вовсе. Ставился вопрос, но ни один разумный ответ не находил возможности покрыть собою – этот вопрос. Количество вопросов еще имело свойство постоянно расти и главный вопрос все время, вытягивал за собою целую кучу сопутствующих, они и вовсе загоняли несчастное сознание в беспросветный мрак душевного дискомфорта.
– Я профессор сильно боюсь одной вещи. Не знаю, правильно ли я мыслю, но не знаю, что будет, если так называемый Толстозадов узнает о том, что я знаю, кто он такой на самом деле. Какая может быть реакция. Знаете, в его глазах живет что-то нечеловеческое.
– Ничего удивительного Эдуард Арсеньевич. Он в прямом смысле этого слова, вряд ли является человеком, в том понимании к которому мы и все остальные граждане привыкли. Постарайтесь ни чем не выдавать своей осведомленности. В любом случае выбора немного – профессор закончив говорить, задумался о чем-то своем. Его гости тоже ничего не говорили. Стали слышны настенные часы, которые не тикали, а жужжали каким-то странным звуком.
– Эдуард Арсеньевич вы не помните Владика Абрамовича? Я почему-то часто его вспоминаю. Что с ним? – спросил профессор.
Эдуард Арсеньевич, не ожидавший подобного упоминания, внутренне вздрогнул от воспоминания, а Карина Карловна посмотрела на обоих вопросительно. Не успел Эдуард Арсеньевич что-либо ответить, как спросила Карина Карловна.
– Кто это Владик Абрамович?
– Это один молодой человек, как видится мне, очень трагической судьбы. Он остался в далеком от нас двадцать первом году – ответил Эдуард Арсеньевич.
– Но, почему вы Эдуард Арсеньевич думаете, что Владик Абрамович обязательно столкнулся с чем-то трагическим. Вполне возможно, что его жизнь сложится совсем неплохо. Никогда ненужно впадать в самое худшее. Особых оснований для этого я не вижу – не согласился профессор.
– Тогда почему Иннокентий Иванович, как вы сами говорите, вспоминаете его? – в свою очередь спросил Эдуард.
– Не знаю, иногда, кажется, что есть в этом что-то странное, мистическое – смутно ответил профессор.
– Неужели, вас профессор притягивает что-то связанное с пережитым кошмаром – изумилась Карина Карловна.
– В том то и дело, что на уровне нормального сознания я стараюсь и даже ощущаю в процессе обыденного существования отвращение к тому миру, свидетелями которого нам суждено было стать, но какие-то ассоциации все же чем-то притягивают меня. Чтобы избавиться от ощущения ненормального в себе, я убеждаю сам себя, что это всего-навсего временная связь проходящая через всех нас. Если разобраться, то не так уж много лет разделяет нас, и мир товарищей Репейса и Ефимози.
– И этого сеньора – добавил Эдуард Арсеньевич.
– Хотелось бы его увидеть? – неожиданно произнес профессор.
– Думаю с этим, как раз проблем не будет. Сегодня вечером он обязательно будет либо в ресторане ‘’На берегу’’ или в ‘’Элит-Астории’’ – уверенно заявила Карина Карловна.
– Может в ‘’В русском кресте’’ – дополнил Эдуард Арсеньевич.
– Нет, уровень не тот – не согласилась Карина Карловна.
– Думаю, что он будет ‘’На берегу’’, статус заведения для него очень важен – подвел итог профессор.
– Неужели, вы поедите туда? – с ужасом в голосе спросила Карина Карловна.
– Конечно, дорогая моя. Разве можно отказаться от возможности испытать то, что вы уже испытали, и по понятным причинам, не смогли передать мне полную гамму своих ощущений – улыбаясь, закончил профессор.
… Войдя в хорошо освещенный зал ресторана, Иннокентий Иванович осмотрелся. Ничего необычного в посетителях элитного заведения он не заметил, немного расстроился и занял один из свободных столиков, находящихся возле ряда окон выполненных в форме арок. Уже через минуту перед ним появилась симпатичная официантка с миловидной, непринужденной улыбкой на лице. Ее коричневые волосы скрывали в себе легкий нюанс рыжего цвета, а свет хрустальных люстр интимно отражаясь от ее волос, переходил на такие же очень красивые коричневые глаза с длинными ресницами, спускался на белоснежную блузку.
Профессор, по достоинству оценив изящество и привлекательность молодости, хотел сделать заказ, добавив к нему легкий комплимент в адрес стоящей рядом девушки, но в этот момент в зале появились двое упитанных не на шутку мужчин в серых костюмах. Тот, что шел первым внимательно посмотрел на профессора, и даже замедлил свои грузные шаги.
– Господи спаси и помилуй! Это действительно он, Толстозадов или бывший министр, собственной персоной – забыв об ожидающей заказ девушке, вслух прошептал Иннокентий Иванович.
– ‘’Откуда я его знаю’’ – следующая мысль, уже не была произнесена вслух.
– Вы что-нибудь выбрали? – профессор услышал мягкий, приятный голос официантки.
– Извините, моя милая. Я малость задумался. Дайте мне что-нибудь самое популярное, что чаще всего заказывают ваши постоянные клиенты.
Профессор просто не успел обдуманно сделать выбор блюд.
Толстозадов в компании кого-то важного сановника постоянно, о чем-то говорил. Его жирные щеки двигались по мере пережёвывания мяса, он то и дело прикладывался к фужеру изящной формы, в котором была налита жидкость рубинового цвета. Сановник, чем-то напоминающий самого Толстозадова, по форме внешнего содержания, говорил мало. Он так же налегал на принятие пищи, не уступая в этом самому Толстозадову и иногда, кивал тому в знак одобрения. Затем переводил свой взгляд на постоянно передвигающихся по залу официанток.
Иннокентий Иванович чувствовал себя неуютно, от того, что Толстозадов раз за разом бросал в его сторону свой взгляд. Маленькие глазки на пухлом лице Толстозадова выражали заметное любопытство.
– ‘’Он что-то чувствует и это ему не нравится’’ – думал профессор.
– Разрешите к вам присоединиться профессор – голос появившийся внезапно, заставил профессора вздрогнуть. Он поднял голову и на секунду замер.
– Конечно, присаживайтесь товарищ Репейс, – как можно спокойнее попытался произнести профессор.
– Любуетесь Толстозадовым? – с явной иронией в голосе спросил Репейс.
– Да, но, как вы догадались, хотя впрочем – пробубнил профессор.
– Он всегда здесь ужинает. Скучный, признаться, тип – этот Толстозадов – засмеялся товарищ
