С каждой новой волной расстояние между Найденовым и судном уменьшалось, и вскоре он оказался под его бортом.
На крик никто не отозвался. На судне не было заметно никакого движения. Корабль дрейфовал с застопоренными машинами.
Теперь, вместо того чтобы стремиться к кораблю, Найденову приходилось сопротивляться волнам, грозившим размозжить ему голову о стальные борты.
Он поплыл вокруг корабля. Под кормой увидел лаглинь. Благодаря неподвижности судна линь свисал почти вертикально. Несколько сильных взмахов и Найденов крепко ухватился за конец, повис на лине.
Взбираться было нелегко: мокрый тонкий линь выскальзывал из рук. И все же через минуту Найденов достал носком правой ноги до иллюминатора, а вслед за тем, ухватившись за поручни, в изнеможении перевалился на палубу судна.
Но даже и теперь никто не обратил внимания на его появление, никто его не окликнул. Как видно, вся вахта позорно спала.
Первым, кого Найденов увидел, был вахтенный на полуюте, спавший, примостившись за виндзейлем. Когда Найденов проходил мимо, матрос даже не поднял головы…
Миновав погруженный в тишину шкафут, Найденов поднялся на мостик. В ходовой рубке, разметавшись на диване, лежал штурман. Одна рука его с зажатым циркулем покоилась на карте, разостланной по столу. Сквозь растворенную в штурвальное отделение дверь проникал свет. Найденов увидел рулевого. Матрос всем телом навалился на штурвал и совершал странные судорожные движения. Можно было подумать, что он борется с непослушным рулем. Приблизившись, Найденов понял: не рулевой борется со штурвалом, а штурвал мотает его — матрос мешком висел на его спицах. И тут страшная догадка мелькнула у Найденова. Они все мертвы: рулевой, вахтенный на палубе — все.
Мысль о том, что он попал на корабль, пораженный какой-то страшной эпидемией, заставила Найденова содрогнуться. Но отступать было некуда. Он вспомнил, что еще с воды заметил в одном из иллюминаторов свет. Быть может, на судне еще есть живые люди и они нуждаются в помощи?!
Найденов спустился в жилую палубу. Сейчас его уже не так поразил вид кают-компании, где в необычных позах сидело несколько офицеров. Одни из них откинулись на спинки кресел, другие уронили головы на стол. Тарелки с недоеденными кушаньями и недопитые стаканы свидетельствовали о том, что смерть поразила офицеров неожиданно и мгновенно.
Капитана Найденов нашел в его салоне, за письменным столом. Капитан сидел, выпрямившись, с вытянутыми на столе руками. В правой руке был крепко зажат смятый лист бумаги.
Свежий ветер, ворвавшийся в растворенный иллюминатор, напомнил Найденову, что он промок до костей. Он отворил шкаф. Платье капитана было аккуратно развешано на плечиках. Найденов выбрал теплую тужурку, брюки. С расшитой золотом капитанской фуражкой на голове отправился дальше.
Ни одного живого существа на всем корабле!
Но какова же таинственная причина столь внезапной гибели экипажа?
Найденову хотелось осмотреть весь корабль, но внутренние помещения были погружены во мрак: электричества не было, а тусклый свет утра только еще начинал пробиваться в иллюминаторы. Найденов был слишком утомлен ночью, проведенной в тузике, и потому, поразмыслив, он решил, прежде всего, отдохнуть, выспаться, а потом уже до конца обследовать судно.
Отыскав свободную офицерскую каюту, Найденов заперся в ней и повалился в мягкую глубокую койку.
Как ни крепко ему спалось, но проснулся он от шороха. За дверью слышались осторожные шаги. Вот они удаляются; затихли совсем…
Найденов с трудом приподнялся в койке. Голова болела словно от сильного угара, в висках стучало, сухой кашель разрывал грудь.
Найденов отдернул штору и распахнул иллюминатор. Яркий солнечный свет ударил в каюту вместе со струей свежего воздуха. Преодолевая желание снова лечь, Найденов заставил себя умыться. Стоя над умывальником, он заметил, что все медные части покрыты ярко-зеленой окисью, словно их невесть сколько времени не чистили.
Предположение о нерадивости команды пришлось тут же отбросить: потемнели все открытые металлические предметы в каюте, вплоть до пуговиц на одежде, развешанной по переборкам.
Найденов принюхался. В каюте не было никакого подозрительного запаха, но ему стало ясно, что воздух в ней отравлен: пуговицы его собственного комбинезона тоже начали темнеть.
Это открытие заставило поспешить с осмотром судна. Войдя в кают-компанию, Найденов замер на пороге: за столом никого не было. Он бросился на палубу.
Не было ни вахтенного помощника в штурманской рубке, ни рулевого, ни матроса на полуюте.
Все исчезли.
После некоторого колебания Найденов вернулся во внутренние помещения судна. Обходя кладовые, он обнаружил нечто, могущее, как ему казалось, служить ключом к страшной загадке смерти экипажа: целый склад баллонов, в каких перевозят сжатый газ. Все они были помечены одинаковым знаком: два желтых креста в голубом круге. Больше десятка этих баллонов оказались откупоренными. Все металлическое в самой кладовой и поблизости от нее было покрыто окисью. Найденову стало очевидно, что не только окисление металла, но и смерть экипажа — не что иное, как результат действия сильного газа, содержавшегося в опустошенных баллонах. Как получилось, что этот газ был выпущен — случайность это или злонамеренность, — в данный момент имело второстепенное значение.
Найдя причину смерти экипажа, Найденов почувствовал некоторое облегчение: он знал теперь, откуда может грозить опасность и ему самому.
И тут у него возникло неприятное подозрение… Правда, и название судна, «Одда», и порт приписки, Тремсё, были норвежскими; по-норвежски были сделаны все надписи на корабле, на столах лежали норвежские газеты и книги… Но ведь сами норвежцы не изготовляют боевых отравляющих веществ!
Не было сомнения, что судно везло нацистские баллоны. Но куда? Может быть, все на тот же остров Туманов? А возможно, и само судно было немецким, замаскированным под норвежское. И хотя сейчас этот вопрос тоже не имел жизненного значения, но Найденов решил все же установить истинное лицо парохода.
Судовой журнал был в полном порядке: он велся по-норвежски. Норвежские морские карты лежали в рубке. Барометр, секстан, хронометры — все имело норвежские марки.
Осмотр каюты ревизора тоже ничего не дал. Оставалось заняться разборкой документов в капитанском салоне.
Переступив порог салона, Найденов застыл как вкопанный: мертвый капитан тоже покинул свое место. Он больше не сидел в кресле, откинувшись на его спинку, а скорчился в койке лицом к переборке.