— Были, — Манукян ответил на вопрос без промедления. — Пока хотел взять в аренду, со временем собирался выкупить, если дело пошло бы как надо.
— Но Квасова перешла тебе дорогу?
— Перебежала, как черная кошка.
— Знаешь, какие слухи в городе появились?
— Какие?
— Что это ты ее на тот свет отправил.
Манукян несколько раз потер толстыми пальцами гладко выбритый подбородок, словно хотел удостовериться в его идеальном состоянии.
— Ты тоже так считаешь, Павел?
— А ты как считаешь, я служу закону?
— Не сомневаюсь ни на секунду.
— То есть ты считаешь, что я честно выполняю свою работу?
— Конечно.
— Так, может, ты позволишь честному полицейскому разобраться, откуда у этого слуха ноги растут?
— Что тут разбираться? Я тебе сразу скажу, что это Горобцов Геннадий такой слух пустил. Он у меня хотел «Магистраль» купить, а я его послал подальше. Сказал, что мечта не продается.
— Татьяне Горобцовой он кем приходится?
— Отцом приходится. Но она здесь ни при чем. Уверен на все сто! Они друг с другом уже много лет не ладят.
— А ты знаешь, что Квасова этот участок за взятку получила?
— Конечно!
— А ты смог бы торги выиграть, если бы они состоялись?
— Разумеется! Мои условия были бы самыми выгодными для нашего Бирючинска.
— Откуда ты знаешь?
— Я гражданку Квасову знаю.
— Где ты был тридцатого мая с девятнадцати до двадцати трех часов?
— Само собой, здесь был. Но тебе нужно, чтобы кто-то это подтвердил, я так думаю. Подожди чуть-чуть. Может, вспомню кого-то из посетителей, кто у нас в то время кушал.
— Кристина, подойди сюда на минутку, — позвал Посохин. Он был уверен, что Карен никогда не станет впутывать дочь в сомнительные дела. Поэтому ее можно было рассматривать как самого надежного свидетеля. Правда, не для следствия, а для него, Павла Посохина, лично. Но сейчас именно это и было наиболее необходимым.
Поправив стягивавший ее роскошные волосы бордовый пластмассовый обруч, девушка подошла к майору.
— Вы что-то хотите заказать, Павел?
— Нет. Скажи, пожалуйста, ты тридцатого мая вечером работала с отцом?
— Да. Я каждый день здесь, вы же знаете.
— Он в тот вечер никуда не отлучался?
— Это какой был день? Понедельник?
— Угу.
Кристина на некоторое время задумалась.
— Нет, не отлучался. Я, правда, его подменяла два раза.
— На сколько?
— Один раз минут на пять — папе в туалет нужно было. И потом еще на двадцать минут, чтобы он поел.
— В какое время он ел в тот вечер?
— Как всегда, в десять.
— Когда он снова вышел в зал, кто-нибудь там был?
— Да.
— Сколько человек?
— По-моему, шестеро. Но почти две недели прошло, я могу ошибаться. Обычно в это время у нас сидит человек пять — семь. Больше очень редко. А чтобы меньше, я такого совсем не помню.
— Был среди них кто-то из знакомых?
— Папа не хочет, чтобы я общалась с посетителями, а тем более с ними знакомилась. Я могу только их внешность описать. Помню не всех, но двух мужчин я запомнила, они часто здесь бывают.
— Кто это был, Карен?
— Не понимаешь кто?! Скорее всего, эти два барана! Карманов со своим Васюном.
— Кристина, опиши обоих.
Девушка сделала подробное описание. Карманов и Табанин полностью под него подходили.
— А когда отец уходил на перерыв эти двое уже были в зале?
— Да.
— Не помнишь, отец в тот понедельник приехал на работу на машине?
— Мы всегда ходим пешком. От дома до кафе семь минут идти. Зачем машину гонять? Если нужен транспорт, папа Михаила вызывает.
— Это того, что за продуктами ездит?
— Да, Монастырева.
— А тридцатого мая Карен его вызывал? Вечером, я имею в виду.
— Надо подумать… Нет. Михаил как утром мясо и овощи привез, больше в кафе не появлялся.
— Спасибо, Кристина.
— Все, милая, иди.
Когда девушка удалилась, Карен с грустью посмотрел на Посохина:
— Ну что, все выяснил?
— Все. До старого пляжа отсюда ехать минут шесть. Если не вдвое превышать разрешенную в городе скорость. Но машина штука приметная. Значит, какое-то расстояние до пляжа нужно было пройти пешком. Еще надо время на переодевание. Убийца наверняка после преступления был весь мокрый. На убийство как таковое тоже нужно было несколько минут потратить. Еще плюс обратная дорога…
— А если я киллера нанял? Такой вариант ты исключаешь?
— Не смеши. Деньги для тебя не самое главное в жизни, и ты слишком ценишь свою независимость, чтобы связываться с бандитами.
Посохин помолчал.
— Карен, я не только для себя выяснял, как ты провел вечер тридцатого мая, но еще и для тех, кто распускает о тебе в городе грязные слухи. Также для начальства, если эти слухи дойдут и до него. А они дойдут, сам знаешь. И я должен быть к тому моменту во всеоружии.
— Павел, я тебя понимаю, но все равно обидно.
— Обида не на всю жизнь?
— Ай! Что ты говоришь?! На десять минут! Кушать будешь?
Посохин сидел в своей машине и смотрел на проезжавшие по трассе разноцветные фуры с иностранными номерами. Стекла в автомобиле были подняты, и он не слышал рева «манов», «рено» и «вольво». В салоне тихо звучал голос Шаде.
Через месяц-другой ниже по Лигани заканчивали строительство большого моста, и транзитный транспорт, огибая город, должен был потечь к новой переправе. Посохин уже посчитал, что после этого бирючинский мост, построенный в начале семидесятых, станут пересекать не более полусотни машин в час — в основном те, что держат свой путь в Новолиганьск.
Скоро, с грустью подумал майор, этот железный поток превратится в хилый ручеек и никакого смысла приезжать сюда уже больше не будет. Вся романтика останется за кадром.
Кто-то за его спиной настойчиво постучал в стекло. Майор обернулся. На тротуаре возле машины стояла Рыбакова. Посохин открыл водительскую дверь и выглянул наружу.
— Майор, вы почему телефон отключили? — опираясь одной рукой на крышу автомобиля, спросила Валентина Васильевна с притворной строгостью. — Я звоню, звоню! — Она сделала шаг вперед. — Хорошо Жарких помог. Сообщил, что шеф в данный момент медитирует, то есть созерцает в районе поста ГИБДД на трассе «М 4» уносящиеся вдаль автомобили.
Посохин откинулся на спинку сиденья.
— Я когда срочную служил, в увольнение ходил на железнодорожный вокзал. Чтобы расслабиться, как сейчас говорят, — с сарказмом произнес Посохин. — Смотрел на уходящие и прибывающие в Рязань поезда. — Он немного помолчал. — А у нас тут до ближайшей «железки» шестьдесят километров.
