Дотянувшись до потерянной беглецом меховой рукавички, Ермолай громко обругал себя, сделал ещё несколько шагов и остановился. Капли пота и тающего снега стекали по лицу. Теперь нарушителя явно не поймать.
Ермолай сел, зачерпнул в ладони снег, жадно проглотил его. Потом поднялся и, то и дело проваливаясь, медленно побрел по лыжному следу.
Рыхлые сугробы сменил твёрдый наст. След пропал. Путь шёл под уклон, и чужак уже не пользовался палками. Ермолай лёг и, глядя против заходящего солнца, заметил на обледенелой корочке снега едва приметные полосы, дающие почти незаметную тень.
Серов вскочил и побежал под горку. Наст кончился, снова чётко обозначилась лыжня. Вот место, где беглец свернул вправо. Три новых лыжных следа пролегли среди кустов, и лыжня беглеца слилась с ними. Ермолай остановился. Обида, усталость, горечь охватили его. Что делать? Бросить погоню, вернуться?
— Нет, бежать дальше, — решил Ермолай. Новый поворот — и впереди за деревьями Серов увидел двух пограничников на лыжах, а перед ними человека в штатской одежде.
— Мой! — обрадованно крикнул Ермолай, подбегая к пограничникам. Те оглянулись. Беглец стоял спиной. Берданка висела у него за плечами.
— Мой! — повторил Серов. — Я его гнал от старых дубов.
— Ого! Ты отмерил километров семнадцать, — рассмеялся один из пограничников.
— Только мы его тебе не отдадим, — шутливо добавил другой, — ты забежал на участок заставы «Чёрная падь».
— Ну, ладно, не важно, кто задержал, важно, что поймали, — опуская винтовку, сказал Ермолай. — Почему вы не разоружили нарушителя границы?
— А с чего ты взял, что это нарушитель?— усмехнулся высокий боец.
Лыжник обернулся, и Ермолай опешил.
— Крутов!
— Серов! — воскликнул лыжник в штатском. — Товарищ Серов!
Вот так-так! Выходит, он принял охотника за нарушителя. Охотник был знакомым парнем из Зайчихи.
— Получай, растеряха, — протянул Ермолай Крутову найденную в тайге рукавичку.
— Зачем она мне? — недоумённо возразил Крутов, показывая руку в мягких шерстяных варежках.
— Не твоя? — удивился было Ермолай и тотчас протянул рукавицу пограничникам:
— Поищите-ка в лесу хозяина... Начальника известите...
— Понятно, — ответили пограничники и быстро повернули к лесу.
— Он идёт финским шагом! — крикнул им вдогонку Серов.
Настроение у Ермолая было сквернейшее: гонял, гонял по лесу и всё зря — врагу удалось скрыться, уж он теперь далеко, наверно. А куда он бежал? Пожалуй, к железной дороге... Подумав и решив что-то, Ермолай обернулся к охотнику.
— Поезд скоро будет?
— В пятнадцать часов, местный. Не поспеешь! — ответил тот.
— Поспею! — уже на бегу крикнул Ермолай. До разъезда было километра полтора. Когда Серов добежал, поезд уже тронулся.
Лязгая буферами, он проходил стрелку. Серов прыгнул на подножку последнего вагона.
Переходя из вагона в вагон, Ермолай внешне самым безразличным взглядом осматривал пассажиров и, наконец, сел на одну из скамеек.
С поездом местного сообщения ездили крестьяне из соседних деревень и рабочие лесопунктов и тракторных баз. С этим поездом можно было доехать и до родного села Ермолая.
Серов притворно зевнул, прикрыв рот ладонью, и снова, казалось, совершенно безразличным взглядом окинул спящих соседей. Вот два железнодорожника. Вот, повидимому, агроном, с чемоданом под локтем. Рядом сидит какой-то старичок. Видно, он тоже сел на разъезде: до сих пор не отогрелся, все ещё кутается. По другую сторону сидела женщина. Она дремала, обхватив руками большой узел, и то и дело охала во сне. Напротив расположились трое лесорубов с топорами и пилами. Прислонившись друг к другу, они, словно по команде, храпели на весь вагон. Вскоре уснул и старик, зябко поеживаясь и пряча кисти рук в рукава короткого полушубка.
Серов, опершись локтем на корзину соседа, стал присматриваться к лесорубам. От толчка вагона корзина сдвинулась. Старик испуганно раскрыл глаза, но увидев рядом пограничника, весело улыбнулся. Старичок был юркий, с короткой бородой клином.
— Я думал, граблют, — ухмыльнулся он и, заметив взгляд Серова, обращенный в сторону лесорубов, полюбопытствовал:
— Или знакомые?
Ермолай не ответил.
— Понятно, — продолжал говорливый сосед. — Присматриваешься, что за народ. Сам, небось, с «Чёрной пади»?
Ермолай промолчал.
— Военная тайна! — добродушно согласился старик и, увидав, что пограничник не расположен к разговорам, вновь прикорнул на корзине.
По вагону прошёл проводник, громко назвал станцию.
Засуетились пассажиры. Вновь проснулся старик.
Встали и направились к выходу лесорубы. Ермолай неловко повернулся и столкнул со скамьи корзину старика. Из корзины на пол вывалилось несколько консервных банок.
Старик, нагнувшись, стал собирать банки.
— Прошу прощенья, — извинился Ермолай и начал помогать старику.
— Прости, дед.
— Подумаешь, беда! — добродушно ответил старик.
Но женщина не утерпела:
— Ох, чтоб тебе, неловкий какой!
— Ну, чего ты его донимаешь! Небось, не ваза упала, — пристыдил старик. — Они, бабы, все такие, — умиротворяюще сказал он Ермолаю.
Утихомирились пассажиры. Задремали. Как будто задремал и Ермолай. Не мог заснуть только старик. Он перевёртывался с боку на бок, поёживался, что-то шептал.
Опять засвистел паровоз. Опять заспешили к выходу те, кому следовало выходить.
— Большая Протока! — объявил кондуктор. Засуетился и старичок.
— Прощай, сынок, — сказал он Серову.
— Мне тоже выходить, — ответил Ермолай.
Поезд остановился на маленькой станции. Медленно вылез из вагона старик, пригибаясь под тяжестью корзины. Вслед за ним спрыгнул Ермолай, помог старику закрепить ношу за спиной.
— Спасибо тебе. Прощай! — буркнул старичок.
— Не на чем. До свиданья!
Старик пошёл мимо станции влево. Ермолай вправо. Зайдя за угол, он быстро обогнул дом, выглянул. Старик, засунув руки в карманы, быстро направлялся к тайге.
Выждав, когда старик останется один, Ермолай догнал его.
— Вместе? — удивился тот.
— Идите за мною! — односложно приказал Ермолай...
Когда они пришли на заставу, старик вытащил паспорт и быстро заговорил, обращаясь к Яковлеву:
— Товарищ начальник, что же это такое? За что меня задерживают? Кто дал такое право?
Ермолай вынул из корзинки старика две банки и протянул их лейтенанту.
Яковлев взял банки. Одна из них была значительно легче.
Всего из семи запаянных консервных банок было извлечено иностранной валюты на тридцать шесть тысяч рублей...
