— На сей раз я защищаю невиновного! — провозгласил Этти.
— Алло! Да, это я. Я вас плохо слышу, говорите погро… Навабраи? — (Брат кинулся к телефону, нажат кнопку громкой связи.) — Таможенники? Аэропорт Орли? Но что вы делаете в Орли? Где отец? Как у него дела?
Навабраи Сундарайян был другом моего отца и его индийским адвокатом. Это он двадцать лет назад занимался хлопотами, связанными с необходимостью узаконить усыновление Этти.
— Я прилетел первым же самолетом, Морган, — сказал он по-английски. — Было необходимо, чтобы я…
Этти вырвал у меня из рук трубку и, задыхаясь от волнения, закричал на хинди:
— Навабраи! Где господин мой отец?
В трубке послышался стон. Потом раздались слова:
— Господин Лафет в Дели. В тюрьме…
— Вы не вправе здесь парковаться, месье: вы загораживаете доступ в аэропорт! Въезд на парковку справа, в двух метрах от вас.
Я заглушил мотор и уставился на служителя в униформе:
— Это исключительная ситуация!
— Сожалею, месье. Все автомобили, остановившиеся перед входными дверями, подлежат незамедлительной эвакуации, — назубок отбарабанил он. — Это вопрос безопасности.
— Говорю вам: это особый случай! — взорвался я. — Мы должны взять пассажира, который в настоящую минуту проходит таможенный контр…
— А я вам говорю — проезжайте, месье. Или вы предпочитаете выкупать свой автомобиль со штрафной стоянки?
Я хотел ответить резкостью, но Этти меня остановил:
— Морган, мы теряем время.
Удержав ругательство на кончике языка, я снова включил зажигание и, развернувшись так, что шины завизжали, рванул к подземному паркингу Орли, разумеется, переполненному.
Минут пятнадцать мы колесили, ища, куда бы приткнуться, потом пришлось метаться по лестницам, эскалаторам и бесконечным коридорам аэропорта в поисках прохода через таможню.
Мы раз десять спрашивали у встречных дорогу, добрых полчаса потратили, прежде чем полицейский наконец показал нам дверь нужного кабинета, в которую я застучал, безуспешно пытаясь сглотнуть застрявший в горле комок.
Дверь отворилась. Перед нами возникла молодая женщина в бело-синей униформе. Она воззрилась на нас странновато — в этом взгляде раздражения было столько же, сколько усталости.
— Да? — выдохнула она, раздосадованная тем, что в столь поздний час ее побеспокоил штатский.
— Добрый вечер, я Морган Лафет, и мне…
— Очень смешно, — перебила она и попыталась захлопнуть дверь. Но я успел просунуть туда ногу и, задетый за живое, отчеканил:
— У меня нет ни малейшего желания шутить, мадемуазель!
— Сию же минуту уберите ногу, месье! — сквозь зубы с угрозой прошипела она.
Тут вмешался Этти: он предъявил ей свое удостоверение личности, что, похоже, слегка поубавило ее напор.
— Мы профессора Лафет, Морган и Этти. Адвокат нашего отца, мэтр Навабраи Сундарайян, известил нас, что его удерживают здесь по причине, которую он не в состоянии нам объяснить. Так, может быть, вы могли бы просветить нас на этот счет?
После непродолжительного колебания молодая женщина пригласила нас войти в тесный кабинет без окон и усадила на стулья, стоявшие по бокам металлического секретера, за который она села сама.
— Извините меня, — выговорила она с некоторым смущением. — Нам иногда приходится иметь дело с шутниками, вот и…
— Почему таможня задержала мэтра Сундарайяна? — перебил я. — Где он?
Она махнула рукой, изобразив дежурную улыбку:
— Да нет же, он вовсе не под арестом. Мы просто проверяем кое-какую информацию.
Мы с братом обменялись настороженными взглядами. Уж не связано ли это с арестом нашего отца в Индии?
Папа в тюрьме… Шок был таким, что мне все еще не удавалось собраться с мыслями, трезво взвесить, к чему это ведет.
— Вы проверяете информацию? — повторил брат. — Какую?
— Ничего серьезного, не беспокойтесь, это все административная рутина. По сути, месье Сунад… Сонад…
— Сундарайян, — подсказал Этти. — Навабраи Сундарайян.
— Да, благодарю. Пока пассажиры проходили через контроль, к нам поступил сигнал, что этот господин фигурирует в списке разыскиваемых Интерполом… — Взглянув на наши оторопелые физиономии, она осеклась, не закончив фразы, и поспешила уточнить: — Конечно, он здесь ни при чем. Речь идет об ошибке. По правде говоря, мы… В конце концов контролеры не… Как бы вам сказать? Он…
— Что? — На сей раз уже Этти раздраженно прервал ее.
— Это проблема, связанная с машинной обработкой информации, — наконец призналась она. — Так вышло, что мы только сейчас смогли завершить проверку и подтвердить идентичность данного лица. Мне очень жаль, но такие вещи случаются… А, вот и он!
В кабинет вошел человек в поношенном костюме с маленьким чемоданчиком в руке, его сопровождали таможенник и двое полицейских. Лет пятидесяти, маленький и пузатый, с медно-красным лицом, наполовину скрытым пышными черными усами, подстриженными с большим тщанием, он при виде нас заметно взбодрился и пропыхтел приветствие, несколько более почтительное, нежели обычный «добрый день»:
— Намаскар!
— Противопоказаний не имеется, — кратко уточнил один из полицейских, обращаясь к молодой женщине, и тотчас смешался с толпой коллег.
— Вы можете идти, — изрекла девица на тяжеловесном английском, протягивая нашему другу паспорт, который ей только что передал полицейский. — Примите наши извинения за эту непредвиденную задержку, мистер Сандай…
— Сундарайян, — поправил тот. — Навабраи Сундарайян.
Я подтолкнул его к выходу, мы учтиво, но особо не распинаясь, простились с сотрудницей таможни и, едва отойдя на несколько шагов, насели на Навабраи, требуя, чтобы он рассказал нам всю историю.
Он устремил на нас полный уныния взгляд:
— Его арестовали неделю назад.
— Неделю?! — закричал я.
Адвокат закачал головой, словно боксер, разминающий свои шейные позвонки. В Индии этот жест означает «да».
— Я сам узнал об этом всего несколько часов назад. Господин Лафет — жертва ужасной судебной ошибки. Я сразу поспешил сюда, чтобы вас известить и попытаться через ваши инстанции воздействовать…
— В чем его обвиняют? — спросил я.
— Как это говорят по-английски? «Продажа военных секретов террористам».
Мой брат, пораженный, рухнул в одно из отлитых из пластика кресел коридора.
— Господин мой отец — террорист?
— На содержании у Пакистана.
Навабраи стал объяснять нам, что один из членов группы, которой руководил папа, по всей вероятности, использовал его электронную почту и его компьютер для пересылки этой самой «секретной информации» — поди пойми, что это значит! — группировке пакистанских террористов. А поскольку он дал деру при первых признаках опасности, отцу пришлось отвечать на обвинения абсолютно неожиданные, от него потребовали объяснить то, о чем он не имел ни малейшего понятия.
