— Ведь всё равно, все обвинят Вас, верно?
Он улыбнулся, безмолвно вынуждая продолжить путь, и ответил уже на ходу:
— Поверь, меня обвиняли в грехах куда страшнее.
Алина улыбнулась. Больше вопросов не задавала. И в следующий раз Дарклинг заговорил уже когда вокруг был роскошный тронный зал, а впереди на троне восседал их царь.
— Ваше Величество, мой царь, — проговорил он ясным голосом. — Алина Старкова, заклинательница Солнца.
— Подойди, подойди! Подведи ее ко мне. — Царь продолжал осматривать девушку все время пока она подходила к возвышению, и наконец-то выдал свой вердикт: — Простовата.
Алина покраснела, а Дарклинг улыбнулся снисходительно и… презрительно. Точно так же, как и говорил о короле.
— Покажи мне, — потребовал монарх, оставшись безразличным к чувствам своих слуг.
Дарклинг кивнул, и повернулся к заклинательнице. Прежде чем широко развести руки, одними губами прошептал:
— Я рядом.
Затем он свел руки вместе с громким хлопком. Из толпы послышались нервные вскрики, когда зал накрыла темнота.
Уже знакомое нечто внутри приятно заурчало, потянулось навстречу этой тьме, будто было частью ее.
Алина вдруг испугалась. Воспоминание мазнуло по разуму, и она, как тогда, в приюте, в прошлой жизни, попыталась засунуть свое нечто подальше.
Но кварцевые глаза нашли ее.
— Я рядом.
Его пальцы едва коснулись ее запястья, и сразу же Алина почувствовала силу, и уверенность, и защиту. Свет вырвался из нее, заполнив все вокруг. Его встретили криками радости, аплодисментами и восторгом. И девушка почувствовала, как сила наполняет ее, течет по венам, прогоняет усталость, боль, слабость.
Дарклинг торжествовал. Он давно привык быть усилителем, видеть в глазах тех, кого касался, этот восторг от переполняющей силы. Но было в свете этой девочки что-то, что заставляло его самого испытывать это чувство.
Ведь ее свет предназначен его тьме, теперь он это знает. И с трудом заставляет себя отпустить ее руку.
— Превосходно! — крик царя долетает словно сквозь занавес. Для обоих. — Чудо!
Монарх едва ли не бежит по ступенькам, и, словно не замечая Дарклинга, хватает руку Алины в свои ладони, поднимая ее к влажным губам.
— Моя дорогая девочка, — шепчет он. — Моя дорогая, милая девочка.
Алина его замечает с трудом. С трудом осознает. Все ее тело поет от использования силы, и она больше ни о чем не может думать.
— Чудесно, просто чудесно, — тараторит король, не обращая на это ни капли внимания. — Пойдем же, мы немедленно должны обсудить наши планы.
Он хлопает Дарклинга по спине, но у того даже лицо не меняется, настолько он одержим пережитым чувством.
— При всем уважении, Ваше Величество, — отвечает мужчина, не отрывая глаз от девочки в форме картографа. — Но все наши планы теперь зависят от судьбы Каньона, поэтому, если не возражаете, я хотел бы приступить к подготовке Алины немедленно.
На мгновение на монаршем лице отразилось замешательство. Но всего на мгновение, снова уступив напыщенности.
— Это похвально, похвально. В таком случае, буду ждать ваших скорых отчетов об успехах.
Дарклинг отвесил легкий поклон, и протянул Алине локоть. Нерешительно она обхватила его ладошкой и последовала за заклинателем теней.
— Как ты чувствуешь себя? — спросил он, когда тронный зал остался позади.
— Невероятно! — слова вырвались чуть ли не вскриком, ведь даже собрав все свое самообладание, Алина вряд ли могла бы сдержать свой восторг.
Дарклинг довольно улыбнулся.
— Это то, как действует сила гришей, подпитывает и наполняет. Подобное притягивает подобное. Но у тебя еще будет время узнать все тонкости. Сейчас меня интересует другое.
Они шли не слишком быстро, Алина даже не замечала темпа, полностью сосредоточившись на разговоре. Но когда Дарклинг задал вопрос, почувствовала, как внутренности обдало холодом.
— Что случилось тогда в шатре?
— Я не знаю, — полуправда, вот и все, на что ее хватило. Но затем Алина вдруг поняла, что среди гришей в разноцветных кафтанах так и не увидела его. — Почему Мала нет здесь?
Лицо мужчины приобрело странное выражение. Будто его догадка оказалась верной, но это не принесло ему радости.
— Я буду прав, если предположу, что дело было в нем?
Алина покраснела. Снова.
— Отчасти.
— Ты расскажешь мне?
— Не думаю, что это важно.
Дарклинг недовольно нахмурился. Остановился.
— Алина, ты знаешь, что такое скверна?
— Я… не уверенна.
— Скверной называют силу творения. Использовать ее могут только могущественнейшие из гришей, но, в отличии от Малой науки, скверна всегда требует платы.
— Причем здесь я?
— Тогда, в шатре, ты прикоснулась к скверне. Только прикоснулась, но этого было достаточно, чтобы едва не лишить тебя жизни.
Алина не знала что ответить. В третий раз за несколько часов ее мир перевернулся с ног на голову.
— Ты знаешь, что один из способов узнать, является ли ребенок гришем — это причинить боль?
Она конечно же знала. Не составило труда понять, что каким-то чудом, именно к ним приехала гриш-усилитель, но навряд их было так много чтобы отправлять ко всем без разбору. Алина совсем не вовремя подумала, как бы сложилась ее жизнь, если бы их с Малом тогда тестировали именно так. Вышло бы у нее так же удержать силу?
— Знаю.
— Знаешь. И все еще считаешь, что не важно, что, связанное с моим учеником, причинило тебе такую боль, что твоя сила обратилась к скверне?
В голосе Дарклинга не было ни злости, ни возмущения, ни обвинений. Впервые за многие, многие годы Алина услышала от другого человека столько заботы в словах. Она со всех сил попыталась сдержать слезы, но они задержались на веке достаточно, чтобы Дарклинг увидел.
Он замер, словно в нерешительности, хотя Алина могла бы поклясться, что нерешительность — последняя черта, которую можно было бы приписать этому человеку.
Но все было именно так. Он не мог решиться.
Хотел, до страшного хотел обнять эту маленькую девочку, чтобы она перестала плакать. Чтобы ей не было больно. Как ему когда-то.
Как ему когда-то.
Поэтому не обнял. Едва коснулся, положив ладонь ей на плечо.
— Тебе все еще нужен отдых.
— Позвольте мне его увидеть.
— Нет. — Дакрлинг и сам не понял, почему ответил так резко. Плечо под его рукой испуганно вздрогнуло. Захотелось самого себя ударить. — Не сейчас.
Алина послушно кивнула. Спорить с человеком, которого боялась вся Равка, она не хотела, пусть даже он был добр к ней.
Путь до ее (собственной, кто бы мог подумать) комнаты они проделали молча. Девочка то и дело пыталась незаметно посмотреть на своего спутника, чтобы только понять, злится ли он.
Незаметно не получалось, пусть она этого и не знала. Поэтому у самой двери, уже когда их разделял порог, Дарклинг наконец-то решился.
Только вот слова вышли совсем другими, не теми, что так хорошо складывались в его голове.
— Не думай, что я лишь использую власть, не позволяя тебе увидеть его. — Святые свидетели, он собирался назвать ученика по имени. — Я слишком долго ждал тебя, Алина. И не хочу потерять.
Алина застыла.
А Дарклинг ушел прочь. Все такой же исполненный силы и власти, чеканя каждый шаг, будто слова о слугах — нелепая шутка, и ему принадлежит весь мир.
Так казалось девочке, слишком долго стоящей на пороге.
Ведь девочке всего семнадцать, и ее глаза не видели всего того, что видели глаза из чистого кварца.
Захлопнув за собой дверь, заклинатель теней наконец разжал кулаки, и расслабил челюсть. Но тьма собственной комнаты, добровольно выбранная тьма, как-то непривычно и неестественно давила теперь.
Он хотел света.
Распахнул все плотные шторы, но солнце уже село, оставив только пару прощальных лучей и алое небо.
Он хотел света.
Чуть не бросился обратно.
Не бросился.
Дарклинг понял это чувство. О, как хорошо он его знал. Оно ведь никогда не оставляло, но только теперь обрело истинную силу.
