— Завтра я сообщу вам мое решение.
Хантер поднял голову, но глаза его под оптическими стеклами не казались уже ни большими, ни грозными. Затем он встал с кресла, постоял, будто в раздумье, и неверной походкой пошел к двери.
— Помните, Хантер, — визгливо крикнул вслед ему Парсонс, — третьего не дано! Или — или…
Но Хантер нашел третий выход.
Через два часа в кабинете Парсонса раздался телефонный звонок.
— Хелло!
— Мистер Парсонс, это я, Билл. Полчаса назад профессор Хантер застрелился у себя на квартире…
— Ну-у… — растерянно протянул Парсонс. — Не может быть…
— Я вместе с полицией вошел в квартиру и получил на́ руки адресованное вам письмо.
— Ах ты, бог мой!.. Ну, ничего не поделаешь, вези сюда письмо, Билл.
Вскоре Билл, агент, постоянно ходивший по следам Хантера, доставил Парсонсу письмо в запечатанном конверте. В письме было всего две строки, без обращения и без подписи:
«Я сделал свой выбор. Прошу не преследовать моего сына, это было бы теперь бесполезной жестокостью».
— Увы, — пробормотал Парсонс, — теперь это и правда бесполезно…
Он взял телефонную трубку.
— Это Парсонс, Лиззи. Дайте мне босса.
— Хелло, — послышался в трубке спокойно-равнодушный голос человека, которого все учреждение именовало боссом — хозяином.
— Только что покончил самоубийством профессор Хантер, босс.
— Причина!
— Альтернатива. Та самая, о которой я вам докладывал.
— Ясно. А с Нельсоном как?
— Увы, босс, его биография чиста и прозрачна, как стеклышко. Никаких данных!
— Так или иначе, Парсонс, но их новый метод должен быть у нас в руках. О нем уже прослышали в Комиссии, о нем стало известно самому Джадсону. А Джадсон скоро начнет осваивать новое, небывалое по масштабам месторождение урана. Пошлите специалиста в лабораторию, где работали Нельсон и Хантер, пусть поговорит с молодыми учеными. Словом, действуйте, Парсонс, но раздобудьте мне этот метод во что бы то ни стало!
— Будет сделано, босс. Новое месторождение — в Штатах?
— Нет, Парсонс, в Африке, там идет сейчас последняя проверка… Передайте в прессу и на радио, что причина самоубийства Хантера — раковое заболевание… Но Нельсон, Нельсон! Неужели ни единого пятнышка? Такой жизнелюб, сангвинический темперамент? Право, вы удивляете меня, Парсонс. Античные боги и те, как известно, были не без греха!..
— Вы правы, босс, и, как всегда, блестящи. Я еще поищу, подумаю, возможно, найдутся и другие возможности…
— Подумайте, Парсонс.
В трубке послышался короткий щелк, разговор был окончен. Парсонс сохранял почтительное выражение лица, обождал еще с четверть минуты, затем осторожно положил трубку на рычаг.
Парсонс поднял голову от стола, за которым работал, и взглянул на стоявшего перед ним молодого человека, который уже добрых десять минут терпеливо ждал, когда, наконец, обратят на него внимание. Это был статный широкоплечий человек лет двадцати восьми, прекрасно одетый, с красивым, правильным энергичным лицом, плакатный американец. Именно плакатный: лицо его было лишено каких-либо индивидуальных черт, и невозможно было сказать, умный он или глупый, добрый или злой, честный или бесчестный.
— Ну, что вы там еще принесли? — презрительно спросил Парсонс. — Опять какую-нибудь чепуху?
— Я ничего не принес, сэр, — робко отозвался молодой человек. — Я снова все перерыл, и, право же, в бумагах отца нет ни единого слова о новом методе разделения изотопов урана…
— Что значит — нет? — грубо закричал Парсонс. — В лаборатории — нет, дома — нет, где же в таком случае есть? А?
— Не знаю, сэр.
— Не знаете, Хантер? — медленно и едко повторил Парсонс, устремив на молодого человека свои рачьи, выпуклые глаза. — В таком случае я спрашиваю вас в последний раз: отдаете ли вы себе отчет, чем вы рискуете, утаивая от нас последнюю работу своего отца?
— Я понимаю, сэр. Но, клянусь вам, я обыскал все, все… я не спал две ночи… Неужели я стал бы скрывать, раз мне грозит такой ужас… моя карьера… моя жена… мои дети…
Лицо молодого человека утратило сейчас всякую плакатность, оно безобразно смялось, скривилось, веки покраснели и быстро заморгали.
— Уж не собираетесь ли вы растрогать меня слезами, Хантер? Могу вас уверить: тщетный труд. Мы тут не в бирюльки играем, а вершим государственные дела. Так-то! — Парсонс помолчал с полминуты, не сводя с молодого человека своего, как он считал про себя, «гипнотического» взгляда. — Послушайте, дружок, уж не задумали ли вы, по своему обыкновению, присвоить себе открытие вашего отца и профессора Нельсона? Пройдет неделя-другая, и вы заявите вдруг патент на новый метод разделения урана? Что же, неплохо придумано!..
— О сэр!..
— Знайте же, я возражать не стану, — продолжал свою злую игру Парсонс. — Не все ли равно нам: Хантер-младший или Хантер-старший? Нам бы только заполучить метод! Говоря откровенно, я предпочел бы иметь дело с вами, чем с вашим покойным отцом. Бесчестные люди — истинный клад для нас!
— О сэр, я не заслужил…
— Заслужили, Хантер, честно заслужили, — сказал Парсонс и сам усмехнулся своей остроте. — Что же мне с вами делать, Хантер? А?
Молодой человек мгновенно уловил благодушный оттенок, появившийся в голосе Парсонса.
— Я в полном вашем распоряжении, сэр. Я готов на все, сэр.
— В этом я не сомневаюсь, Хантер, ничего другого вам и не остается. Отныне вы наш человек, душой и телом, и будете беспрекословно выполнять любое задание, какое мы найдем нужным вам поручить. Но это особый разговор…
Парсонс умолк, затем на лице его появилось вдруг торжественное, благостное выражение. Сейчас, в своем черном одеянии, он был точь-в-точь похож на католического патера, готового обратиться с проповедью к своей пастве.
— Веруете ли вы в господа бога нашего, Ричард Хантер, или вы такой же безбожник, каким был ваш покойный отец?
— О сэр, я с молоком матери…
— В таком случае повторяйте за мной… Вы готовы?
— Я готов, сэр.
— Повторяйте: клянусь богом всемогущим и священной для меня памятью отца моего, Джорджа Хантера, что среди его бумаг… Остановитесь, Хантер! Добавьте: а также священной памятью матери моей Луизы Хантер…
— Священной памятью матери моей Луизы Хантер…
— …что среди бумаг отца моего нет ни единой записи о новом способе разделения изотопов урана и что я, Ричард Хантер, не утаил от мистера Парсонса ни единой такой записи… Хорошо, Хантер, теперь я верю вам! Не осмелитесь же вы врать, находясь под угрозой двойной кары: земной и небесной!..
