Наговорившись, вспомнив все смешные истории своей партизанской молодости, пели. Пели «Землянку», «В лесу прифронтовом», «Идет война народная», «Синий платочек», «Огонек». Послушали московское радио, помечтали и разошлись уже под утро.
Подкорытов ушел последним.
— Слышал, Николай, не сегодня-завтра наши будут в Киеве. А там недалеко и до границы, до Карпат. Так что, товарищ пограничник, готовь зеленую фуражку.
— Доживем ли до того дня? — больше себя, чем Андрея, спросил Подкорытов.
— А как же? Кто охрану границы будет организовывать? Опытные кадры будут очень нужны. Хошь не хошь, а живи.
Они вышли из прокуренной землянки на воздух. Октябрьская ночь была на исходе. Сквозь уже сбросившие листву ветви деревьев проглядывали неяркие холодные звезды. Край неба на востоке с каждой минутой становился все светлее и светлее. Вставало утро нового дня. Что-то оно несло Андрею Михайловичу Грабчаку? Как бы труден ни был новый день, какие бы заботы и испытания ни нес он с собой, Андрей твердо знал: он встретит эти заботы, эти испытания, как подобает часовому, который в любой, самой трудной и даже смертельно опасной обстановке не покидает своего поста. На то он и часовой!
Эдгар Чепоров
МОРЯК-ПОГРАНИЧНИК НА РИНГЕ
Ну, как там наш Попенченко?
Мне этот вопрос задавали на многих заставах. Спрашивали даже те, кому ни разу не довелось увидеть Валерия на ринге, кто о его победах читал лишь в газетах или смотрел его бои по телевизору. Откуда такой интерес? Ответить на этот вопрос нетрудно: о том, что Валерий Попенченко — пограничный морской офицер, знает вся граница.
А интерес к нему рос от одной победы к другой, от одного его нокаута к другому. Попенченко становится чемпионом страны, затем — Европы, потом — Олимпиады, где его признают лучшим боксером мира. Это что-нибудь да значит: лучший боксер мира — пограничник. Попенченко побеждал в Токио, а эхо отдавалось на границе: на заставах в последние годы рождаются новые боксерские секции, бокс с легкой, а точнее с очень тяжелой руки Попенченко, становится популярным на самых дальних заставах.
Да, имя Попенченко популярно, оно олицетворяет собой настоящий умный и мужественный бокс. Оно олицетворяет победу потому, что уже многие годы Попенченко уходит с ринга только победителем. Приглядитесь, как легко, элегантно взбегает он по ступенькам ринга, как с подчеркнутой вежливостью протягивает перчатку для приветствия, как изящно передвигается он по рингу, как ловко уходит от ударов и как четко, как неотразимо бьет сам. Иногда две-три короткие, быстрые серии — и вот уже судья на ринге считает его сопернику: «...шесть, семь, восемь...» Как просто все это, как легко ему это удается! Каждый раз похоже на счастливую талантливую случайность. Без пота и крови... А ведь, чтобы побеждать вот так «легко и просто», надо было и вчера и пятнадцать лет назад постигать боксерское искусство.
Попенченко надо было стать.
Валерию было тринадцать лет, когда он впервые одел боксерские перчатки. И началось долгое восхождение по крутой боксерской лестнице — соревнования среди мальчиков, потом среди юношей... Может быть, вы удивитесь, но Валерий не сразу полюбил бокс. Были у него и другие увлечения. И, кстати, одно из самых сильных — шахматы. И опять же это странно только на первый взгляд: бокс — и вдруг шахматы. А странного в этом ничего нет. Посмотрите, как умно ведет себя Попенченко в бою, как рассчитывает каждый свой шаг. Он и на ринге умеет сделать мат. Гроссмейстер Корчной говорит, что за шахматной доской Попенченко — боксер, а на ринге — шахматист. Бокс, шахматы, бег, баскетбол, футбол — всеми этими видами спорта занимался он в годы учебы в суворовском училище.
Когда же боксер становится боксером?
Нет, не тогда, когда впервые надев перчатки, выбирается на ринг. Нужен не один бой, чтобы он почувствовал в себе бойца. Но проходит тот единственный поединок, когда человек в перчатках превращается в настоящего боксера.
Для Попенченко — это встреча с Владимиром Ковригиным. К тому времени он уже не раз выходил на ринг и ни разу не проигрывал. И вот полуфинал юношеского первенства СССР, на котором курсант суворовского училища Валерий Попенченко завоевал золотую медаль чемпиона.
— К тому времени, — рассказывает он, — я успел привыкнуть, что после слова «победил» рефери всегда называют мою фамилию. Я был спокоен. Сейчас я сказал бы: безрассудно спокоен. После взвешивания вышел в парк. Лег на скамью, положил под голову чемоданчик и... уснул. Проснулся, а. уже на ринг зовут... Потряхивая широкими плечами, спокойный и чуть медлительный, пошел после рукопожатий в свой угол Ковригин. Мой противник был уверен в победе — он уже успел побывать в чемпионах Союза.
Стукнул гонг. Ковригин двинулся на меня, прижал к канатам, перчатки его замелькали перед самым моим носом, я едва успевал подставлять перчатки да плечи. Но и я в него несколько раз сильно попал. «Что ж, — решил, — ничего страшного».
А во втором раунде... Мне хотелось закрепить успех. Бросился на Ковригина. Он встретил меня — помню начало той серии — левой сбоку, правой прямой... Как он закончил ее, уже не видел. Открыл глаза, рефери считает: «Пять, шесть...» Мне стало страшно. Испугался, что могу проиграть. Нокаутом! Вскочил на ноги, а голова кругом идет. Бросился на Ковригина. Тот легко шагнул назад и... Этот шаг помню, а дальше опять темно.
Не каждому удается побороть в такой ситуации растерянность, сосредоточиться. Первому сдаются себе. Противнику остаются формальности — два-три удара, которые принимаются покорно, как заслуженное наказание. Во втором раунде бой чуть было не остановили «за явным преимуществом» — есть такой термин. Уже прокричал из-за судейского стола Сергей Щербаков: «Прекратите избиение», уже совсем тихо в ожидании развязки стало в зале, а рефери Константин Градополов все медлил, не разводил противников. Второй нокдаун. И сразу гонг. Минута отдыха.
— О чем я думал тогда? Нет, «думал» — не то слово... Не мысль, а одно тревожное ощущение, надвигающегося, неотвратимого поражения владело мной. Странное ощущение... Оно было ново и удивило меня. Уже сейчас, когда припоминаю я всего себя в то мгновение — растерянного и ошеломленного, — то почти вновь чувствую, как родилось тогда возмущение этой ошеломленностью и растерянностью: «Как же так? Ведь бьют тебя». Это был перелом. Я еще сидел на стуле, а ноги мои напряглись, кулаки стали горячими, я уже ловил ухом приближающийся удар гонга. Я шел выигрывать. Убирая из-под меня стул, Юрий Борисович повторял: «Сейчас бей правой прямой и заканчивай левой в живот... Запомни: правой прямой, левой в живот». Это была моя коронная серия — я делал шаг назад и бил правой. Противник поднимал защищаясь руки, и я добавлял левой.
