А вода? Почти все водные ресурсы так или иначе окажутся у меня в руках. Так почему бы мне не купить заодно и водопровод? Сейчас в Окленде две компании снабжают город водой. Грызутся между собой, как кошка с собакой, и обе вот-вот лопнут. Большому городу нужно хорошее водоснабжение. А они этого не могут. Сами в луже сидят. Я приберу их к рукам и дам городу настоящий водопровод. Тут капитал можно нажить, за что ни возьмись. Одно другое тянет. Что-нибудь усовершенствуешь, глядишь — все кругом подымется в цене. Цену набивают люди. Чем больше народу соберется в одном месте, тем недвижимость дороже, а здесь самое место для большого стечения народа. Вы только взгляните! Видите? Где же еще быть большому городу, как не здесь? Дело только за народом, а я в два года нагоню сюда сотни тысяч людей. И не подумайте, что это будет какой-нибудь дутый земельный бум. Ничего подобного, все честь по чести. Через двадцать лет на этом берегу уже будет миллион жителей. И вот еще что: нужны гостиницы. Сейчас в Окленде ни одной порядочной гостиницы нет. Я настрою отелей, да таких, что люди только рот разинут. И пусть сначала ни гроша дохода не приносят, зато шику много; а свои денежки я с лихвой верну, выколочу из других предприятий. Ну и, само собой, посажу эвкалипты, миллионы эвкалиптов, по всем этим горам.
— Но каким образом вы рассчитываете это сделать? — спросила Дид. — У вас денег не хватит.
— У меня есть тридцать миллионов, а если понадобится еще, я могу занять подо что-нибудь, хотя бы под недвижимость. Проценты по закладной — пустяки. Ведь земля-то пойдет втридорога, когда я начну продавать ее.
Целый месяц Харниш был занят по горло. Почти все свое время он проводил в Окленде, лишь изредка появляясь в конторе. Он задумал и контору перевести в Окленд, но, как он объяснил Дид, не раньше, чем закончится тайная скупка земель. Каждое воскресенье, взбираясь то на одну, то на другую вершину, они смотрели на город и на окружавшие его фермы, и Харниш показывал Дид, что он успел приобрести за неделю. Сначала это были разбросанные отдельные клочки и участки, но с каждой неделей их становилось все больше, и в конце концов среди владений Харниша остались только редкие островки не принадлежавшей ему земли.
Действовать приходилось быстро и в невиданных масштабах, ибо и в самом Окленде и в его окрестностях уже почуяли, что кто-то прибирает землю к рукам. Но Харниш располагал наличным капиталом, а стремительность удара всегда была его главным козырем. Он многое успел, прежде чем другие дельцы догадались о готовящемся земельном буме. Пока его агенты скупали отдельные участки, даже целые кварталы в деловом центре города и пустыри на окраинах под постройку заводов, он, добившись одним наскоком санкции городского управления, захватил в свои руки обе обанкротившиеся водопроводные компании, все восемь или девять трамвайных линий и уже подобрался к Оклендскому рукаву и прибрежной полосе земли, где задумал строить порт. Эта прибрежная — полоса уже много лет была предметом тяжбы, и Харниш взял быка за рога
— дал частным владельцам отступного, а остальную землю получил в аренду у отцов города.
Когда в Окленде наконец поняли, что готовится что-то небывалое, оклендцы пробудились от спячки, и все в смятении спрашивали друг друга: что же происходит? К этому времени Харниш успел сделаться тайным владельцем самой крупной республиканской газеты и самой влиятельной демократической газеты Окленда; затем он открыто перекочевал в новое конторское помещение. Его широко разветвленная деятельность требовала простора, и он обосновался в четырехэтажном здании — единственном, по словам Харниша, которое не придется сносить в ближайшем будущем. В этой новой конторе были десятки отделов и сотни клерков и стенографисток.
— У меня здесь, — говорил он Дид, — столько предприятий, что и не счесть: Земельный синдикат Аламеда и Контра-Коста, Объединенный трамвайный трест. Переправа Йерба-Буэна, Водопроводная компания, Пиедмонтский земельный концерн. Акционерное общество отелей Фэрвью и Портола и еще с десяток, названия которых я даже не помню. Потом еще Пиедмонтское прачечное заведение и Редвудская компания каменоломен. Я начал с нашей каменоломни, а кончил тем, что все их купил. Потом судостроительная компания, но для нее я покамест названия не придумал. Мне ведь понадобятся суда для переправы, и я решил, что лучше всего их строить самому. Они как раз поспеют к тому времени, когда готов будет мол. Ух ты! Нет, далеко покеру до такой игры! А заодно и грабителям от меня досталось. Водопроводчики и сейчас еще пищат. Не сладко им пришлось. Правда, их дела и так уже были плохи, но я доконал их.
— За что вы всех так ненавидите? — спросила Дид.
— За то, что они трусливые вонючки.
— А разве вы не ту же игру ведете?
— Да, но по-другому, чем они. — Харниш задумчиво посмотрел на нее.
— Я недаром называю их трусливыми вонючками. Они притворяются, будто они невесть какие азартники, а на самом деле, может, у одного из тысячи хватает духу быть игроком. Сплошной блеф — вот как в покере. Все они обыкновенные зайцы, а корчат из себя свирепых волков. Вечно затевают какой-нибудь подвох, а чуть что неладно — вильнут хвостом и в кусты. Вот вам пример: когда большие тузы захотели отделаться от акций «Литтл Коппер», они послали Джейки Фэллоу на нью-йоркскую биржу. Он пришел туда и кричит: «Беру „Литтл Коппер“ по пятьдесят пять!» А курс был пятьдесят четыре. И в полчаса эти самые зайцы — коекто именует их «финансисты» — взвинтили акции до шестидесяти. А еще через час они юркнули в кусты — выбросили акции по сорок пять и даже по сорок.
Они только подручные крупных воротил. Не успеют они ограбить дураков, как тузы отнимают у них добычу; либо тузы пользуются ими, чтобы грабить друг друга. Вот в последнюю биржевую панику угольный Трест таким манером слопал Чаттанугскую компанию. Трест сам и устроил панику. Он добивался краха нескольких банкирских домов и хотел прижать с десяток конкурентов — ну, он и выпустил биржевых зайцев. Зайцы свое дело сделали, и угольная компания попала в лапы треста. Любой человек, если у него есть смекалка и он не боится рискнуть, может загнать зайцев в кусты. Не то чтобы я их так уж ненавидел, но противны они мне, потому что трусы.
На несколько месяцев Харниш с головой ушел в дела. Издержки требовались колоссальные, а доходов не поступало никаких. Недвижимость, правда, поднялась в цене, но в остальном Окленд не откликнулся на бурную деятельность Харниша. Оклендские дельцы выжидали, что же он будет делать дальше. И Харниш не замедлил удовлетворить их любопытство. Для осуществления своих широких планов он нанимал лучших специалистов, каких только можно было достать за деньги. Он всегда считал, что хорошее начало — половина дела, и твердо решил с первых же шагов не допускать ошибок. Руководство постройкой трамвайных линий он поручил Уилкинсону, которого переманил из Чикаго, удвоив его и без того огромное жалованье. День и ночь рабочие артели прокладывали рельсы, день и ночь вбивали сваи в илистое дно бухты Сан-Франциско. Новый мол должен был иметь три мили в длину, и на сваи понадобилось столько дерева, что с горных склонов вокруг Беркли сводили целые рощи старых эвкалиптов.
