— Ну, как оно… поближе-то?
— А ничего! — Наташа тряхнула головой.
От поляны, на которой остались примятая трава, пепелище костра да кучка пустых консервных банок, отряд уже уходил в гору.
Шли цепочкой, один за другим. Склон быстро набирал крутизну. Даже Михаил Куриков, старый, опытный ходок, задышал тяжело. Пропуская мимо себя Юру, на спине которого громоздился особенно большой рюкзак, манси шутливо похвалил парня:
— Гора на гору пошла гулять.
Наташа чувствовала, как дрожат, преодолевая кручу, ноги.
— Давайте помогу. — Николай взялся за ее рюкзак.
— Еще ваш могу прихватить! — почти со слезами крикнула Наташа и рванулась вперед.
Началась каменная осыпь. Большие и мелкие валуны, обкатанные друг о друга, шлифованные ветрами и водой, заполнили, казалось, весь склон. Ноги срывались с камней, застревали между ними. Еще хуже было, когда валуны, потеряв опору, с грохотом летели вниз, слепо угрожая всему, что попадалось на пути.
Но все ползла вверх упрямая цепочка.
И все ближе подступала неприветливая скалистая вершина.
Призывно замахал накомарником вырвавшийся вперед Николай:
— Наша взяла!
Еще десяток метров. Еще!.. Вот и вершинный шихан — врезавшаяся в небо неприступная, обрывистая скала. К ней стянулся весь отряд.
Отсюда было видно чуть ли не полмира. Сползая по склону горы, неоглядным разливом уходила в синеющую дымку тайга. Среди нее, будто ленты на ветру, вились реки. Над болотами висли туманы. В бескрайные дали выстилалась на восток Сибирская равнина. А по западному горизонту синела главная линия горного хребта — будто разбежались в яростном порыве и, как в сказке, застыли, окаменели гигантские волны древнего моря.
Ветер обдувал разгоряченные лица, трепал волосы.
— Вот он, Каменный пояс, батюшка наш Урал! — негромко сказал профессор.
Что ж, теперь-то уж можно, сбросив тяжелую ношу, по-настоящему отдохнуть. Юра, как плохой актер, став в позу завоевателя, провозгласил:
— Здесь будет город заложен!
Ни у Юры, ни у профессора Кузьминых не было волшебной палочки, но палаточный лагерь-городок возник, словно по ее мановению. Его разбили не у вершины, а ниже, выбрав на склоне более пологое место, близ небольшого, струящегося меж камней ручья. Несколько сосен — полусухие, скрюченные ветрами горные ветераны — встали вокруг лагеря на страже.
Как всегда, с первых же минут лагерь охватило деловитое движение, сегодня оживленное тем более, что геологи устраивались здесь не на день, не на два, а надолго. Одни еще выверяли растяжку палаток и копали ровики вокруг них, другие уже заготавливали топливо и разжигали костры, третьи разбирали вещи, натягивали антенну для радиоприемника. Ухнули в лесу выстрелы: это старший Куриков и Пушкарев успели начать заготовку мяса.
Пристроившись у входа в палатку, Юра вытаскивал из рюкзака и сортировал его содержимое.
— Э! — неожиданно услышал он над своей головой. — Это у тебя что такое?
Не только голос — и вид у профессора Кузьминых был сердитый.
— Это? — С невинной физиономией Юра ткнул в футляр прибора. — Радиометр, Алексей Архипович.
— Не изображай из себя младенца! Я спрашиваю тебя вот про эту… штуку.
«Штука» представляла собой нечто длинное, обернутое в брезент и перемотанное бечевкой. Профессор вытащил ее из рюкзака, и сразу стало ясно, что это гитара. Ведь надо ж было ухитриться замаскировать ее в заплечный мешок!.. Ну, замаскировать замаскировал, а теперь вот, музыкант, объясняйся.
— Это, Алексей Архипович, значит… инструмент. Для подъема морального духа.
— Все бы забавляться! Сколько минералогических образцов можно унести вместо этого… духа. Геолог!
Рассерженный профессор потопал от палатки. Юра сконфуженно поморгал, огляделся и увидел, что Николай, сидящий у костра, одобрительно подмигивает ему: дескать, молодец, Петрищев, не робей! Тогда Юра расплылся в улыбке и проворно сунул гитару в палатку.
На горы опускался вечер. Потемнела зубчатая громада шихана, лишь с запада освещенная угасающей зарей. Расплывался сумрак, и с каждой минутой ярче казался огонь костра.
Наташа в рабочих брезентовых штанах и сапогах хлопотала над ведрами с варевом. Как у заправской хозяйки, возле нее лежал целый набор баночек и мешочков с надписями: «Соль», «Перец», «Лавр. лист». Николай взялся помогать ей. Сидя на сучковатых поленьях, он ощипывал принесенных к ужину глухаря и тетерку. Работа не из очень почетных, зато она не мешала ему разговаривать с Наташей.
— Я от этой экспедиции многого жду. Найдем на Вангуре рутил… а я уверен, что найдем, хоть кое-кто сомневается… найдем, и сразу же я сажусь за диссертацию.
— Только побыстрее, Николай Сергеевич, побыстрее.
Он удивленно поднял на нее глаза, потом, сообразив, в чем дело, засмеялся:
— Это про птицу — побыстрее, а я…
— Слушай, Наташа, — прервал его подошедший Юра, — выдай ты мне что-нибудь такое… пожевать. Ведь не дождешься твоего ужина.
— Бедненький!.. Ох, Юрий, выведешь ты меня из терпения! Третий раз подходит клянчить. Займись этой своей… контрабандой. — Наташа изобразила, как играют на гитаре.
— Да… займешься! — Юра кивнул на профессора, который копошился у костра манси.
Откуда-то из-за палаток раздался голос Пушкарева:
— Томми, ко мне!
Пес, дремавший у костра, сорвался с места и исчез в сумерках.
— Что это он так льнет к Пушкареву? — Николай спросил это будто между прочим.
— Ну как же! Они старые друзья. Мне его Борис Никифорович еще вот таким щеночком подарил. В прошлом году.
— Значит, и вы с Пушкаревым… старые друзья?
— Мы? — Под испытующим взглядом Николая Наташа чуть смутилась. — Ну, какие же мы друзья! Я лаборантка, студентка, он кандидат наук. И потом… знакомы мы с ним уже больше двух лет и он мне нравится, но… как бы это сказать… он со мной как-то особенно сух, официален, вот так себя держит. — Наташа показала, как: рукой как бы отгородила, не допуская к себе, кого-то. — Не знаю. — Она задумчиво покачала головой, потом, спохватившись, принялась размешивать варево.
Юра тем временем подошел к профессору. Тот разбирал свои вещи, вытаскивая из рюкзака походный несессер, компасы, одеколон, трусики, какие-то склянки. Подойдя, Юра наблюдал нехитрую работу начальства и вдруг сказал:
— Э! Это у вас…
— «Шипр». — Кузьминых деловито ткнул в одеколон. — Рекомендую. Прекрасное…
— Нет, Алексей Архипович, я спрашиваю вот про эту… штуку. — И Юра вытащил из рюкзака коньячную бутылку.
