По совету «Игнаца» мы решили устроить взрыв на отрезке железнодорожной линии Освенцим — Пжецишув, недалеко от места, где скрывалась ментковская группа. Это была наша первая боевая операция такого рода, серьезно отличавшаяся от проводимых ранее «снабженческих» операций.
Мы решили, что операцию эту проведет ментковская группа под моим руководством.
Получив у «Игнаца» мину, я осторожно отправился с нею через либёнжские леса к Менткуву на Вислу, где по другую сторону реки мы должны были использовать ее на следующую ночь.
По пути я все время раздумывал над тем, как лучше добраться до железнодорожного полотна? Где и на каком расстоянии от заложенной мины расставить наблюдателей? Какими сигналами поддерживать связь между нами и дозором? Продумывал я и пути отхода. Десятки мыслей метались у меня в голове. Я старался направить их в одно русло, придать им форму плана, приказа, которые мне предстоит отдать через несколько часов.
В «бункере» меня дожидались «Казек», «Личко», «Тадек» и «Винцент». У них радостно сияли глаза, когда я говорил им о предстоящем деле. С любопытством приглядывались они к мине. Посыпались вопросы, как именно мы подорвем поезд. Я представил им мой план. Ребята обсудили его и признали правильным. Мы были уверены, что поезд взлетит на воздух.
Поздним вечером направились к месту, где обычно «Винцент» переправлял нас на другой берег реки. Он уже был наготове. Наше вооружение состояло из карабина, пистолета и старого охотничьего ружья. Переправа через Вислу заняла не много времени, хотя весенние воды и разлились шире обычного. «Винцент» остался в лодке. Он должен был прикрывать нас со стороны реки во время операции.
Мы двинулись дальше. Лугами добрались до железнодорожной насыпи. «Личко» и я вышли на полотно. Кругом царило спокойствие, не было видно ни одной живой души. Я подозвал «Тадека» и «Казека». Руками нащупал соединение двух рельсов.
— Здесь подложим мину, — сказал я.
«Личко» и «Тадек» принялись выбирать щебенку между шпалами. Получившаяся выемка оказалась слишком мелкой для мины. Вместе с «Личком» и «Тадеком» мы голыми руками начали подрывать твердую, еще не оттаявшую землю. В образовавшуюся ямку положили мину таким образом, чтобы рычажок ее находился над рельсом. Придавленный колесами паровоза, он вызовет взрыв. Я уже представлял себе стальное тело паровоза, взлетающее в воздух.
Установив мину, мы отошли на безопасное расстояние и спрятались в кустарнике. Минуты ожидания тянулись бесконечно. Время от времени кто-либо бормотал:
— Хоть бы скорее подошел…
— Идет… — прошептал я.
Издалека, со стороны Освенцима, послышался мерный шум приближающегося поезда. Стук колес отзывался ритмом какой-то веселой народной песенки.
В темноте засветились огни паровоза. Рассыпая искры, он с большой скоростью приближался к подготовленной западне. Сердца наши колотились все сильнее, руки сжимали оружие. Он-все-бли-же, он-все-бли-же, он-все-бли-же… Грохот — и темнота на мгновение озаряется вспышкой. Взрыв мины едва ли был сильнее взрыва нашей радости. Однако радость эта была короткой. Эшелон с военным грузом спокойно двигался дальше. Теперь мне казалось, что колеса насмешливо выстукивают слова гитлеровского лозунга: «Алле-ре-дер-рол-лен-фюр-ден-зиг»[8].
Разочарование было огромным, а главное — неожиданным. Особенно для меня, поскольку я был уверен в успехе. Этой уверенностью я заразил и своих ребят. И сейчас, когда наши надежды рухнули, я чувствовал себя неловко. Почему же так получилось? Когда хвостовые огни поезда растаяли в темноте, я вернулся на рельсы. Результаты взрыва были более чем скромные. Поврежденная шпала, разбросанная щебенка, чуть погнутый рельс — вот, собственно, и все. Мне стало ясно, что заряд был слишком слабым.
Разочарованный, я возвращался с гвардейцами в Малы Ментков на нашу базу. В бункере ребята старались меня всячески утешить. Для них сам факт взрыва мины казался уже успехом. Для меня же, к сожалению, дело обстояло иначе. Я в известной степени чувствовал себя ответственным за эту неудачу.
А ведь я так же, как и остальные, не имел еще опыта партизанской борьбы. Поначалу в наших рядах вообще было мало людей с опытом. А если он и был у кого, то условия наши отличались от тех, где был приобретен этот опыт. Я пытался найти в истории польского народа примеры, которые можно было бы использовать в наших условиях, применительно ко второй мировой войне, и не мог их найти. Сложившиеся в Силезии условия резко отличались от тех, в которых приходилось вести борьбу другим отрядам польских партизан. Знание и опыт приходилось накапливать только в ходе боевых действий. «Битва за рельсы» стала теперь темой почти каждого совещания, будь то с «Игнацем», «Олеком», «Болеком» или с солдатами отряда.
Мы твердо знали, что нам прежде всего надо добыть больше оружия, взрывчатки и соответствующих инструментов, а также обеспечить себя продуктами. А потом уже зеленый цвет сигналов железной дороги сменится красным.
В районе наших действий, в Хелмеке, был расположен учебный центр Райхсарбайтсдинста. Помимо работы на военных объектах, молодые немцы проходили здесь допризывную подготовку.
С расположением казарм я ознакомился еще в самом начале оккупации, когда возил туда уголь. Тогда же я разузнал назначение отдельных зданий. Теперь наблюдения эти мы решили использовать для того, чтобы раздобыть оружие в казармах.
Планируя эту операцию, мы рассчитывали, помимо оружия, добыть и радиоприемник, необходимый для пропагандистской работы.
С нашими силами и вооружением мы не могли рассчитывать на успех в открытом бою. Поэтому я предложил «Болеку» провести операцию силами одной либёнжской группы. И оружие и приемник предстояло захватить незаметно.
Было начало апреля 1943 года. В лесу лежали еще остатки снега, а большие полосы его белели на полях, когда ночью под ледяным дождем мы шлепали по направлению к казармам.
Нас было четверо: «Юзек», вооруженный охотничьей одностволкой, «Болек» с парабеллумом, «Валек» со старым карабином и я с никелированным револьвером, в котором некоторые детали были сделаны кустарным методом и у которого была очень сомнительная сила боя.
Казармы одной стороной примыкали к лесу. Мы подошли к заграждению из колючей проволоки, за которым в темноте вырисовывались силуэты деревянных бараков на высоких каменных фундаментах. Припали к земле. Время от времени до нас доносились отзвуки шагов часового у ворот. Иногда слышался скрип двери. Мы терпеливо ждали. Через час казармы погрузились в тишину. Мы приподняли самую нижнюю проволоку и по одному начали проползать под нею. Наконец-то мы на территории казарм. Осторожными, кошачьими шагами подбираемся к ближайшему бараку и замираем в неподвижности. Тишина. Двигаемся дальше. Проходим несколько бараков и снова прижимаемся к стене, выжидая, не обнаружили ли нас. В какой-то момент слышим шаги солдатских сапог по посыпанной гравием дорожке. Минута напряжения перехватывает горло. Ждем. Шаги по дорожке начинают постепенно удаляться.
