По мере приближения к посольству мои мысли перешли к предстоящему разговору с Иваном Федоровичем Соломиным. На время отпуска Михаила Степановича советник Соломин замещал его. Я никак не ставлю под сомнение деловые качества Ивана Федоровича, но убежден, что, не будучи кадровым дипломатом, Соломин не обладает тем огромным опытом, выдержкой и хладнокровием, которые свойственны Михаилу Степановичу. И надо же было так случиться, что Михаил Степанович улетел в Москву на совещание и буквально тут же случился переворот. Теперь вся ответственность за деятельность нашего небольшого посольства легла на плечи Ивана Федоровича.
По бетонной дорожке, огибающей газон, обсаженный каннами, я подвел машину к стоянке.
Громов встретил меня на лестнице. Он, как всегда, спешил и, увидев меня, громко сказал:
— Привет, Пиквик, Соломин тебя заждался.
Не дав мне ответить, он исчез. При всей моей терпимости я не выношу панибратства, свойственного, в частности, Громову. Забывая о почти десятилетней разнице в возрасте, он порой позволяет себе шутки далеко не лучшего свойства.
Перед кабинетом Ивана Федоровича я был вынужден несколько минут подождать, так как советник проводил совещание с военным атташе, о чем мне сказала Ниночка.
Наконец военный атташе Николай Павлович вышел из кабинета Ивана Федоровича, поздоровался со мной и поспешил к выходу.
Я не стал задерживать его. Сегодня у работников посольства много неотложных дел. Я не сомневался, что именно в свете этого Ивану Федоровичу понадобилась моя помощь. Михаил Степанович неоднократно прибегал к ней в периоды составления отчетов и иной документации, признавая тем самым мои способности к такого рода работе.
Это был сумасшедший день, и я чуть было не забыл о приезде профессора. Спасибо, Саша Громов, светлая голова, улучил момент относительного затишья и напомнил:
— Что будем делать с учеными?
Глаза у Саши были красные. Я поднял его в час ночи. С тех пор он вертелся белкой в колесе, не теряя, правда, чувства юмора.
— С какими еще учеными? — рявкнул я. Я только что вернулся из министерства иностранных дел, где всем заправлял пехотный майор, наши переводчики никак не могли справиться с простой на первый взгляд, но не однозначной лексикой программного заявления Революционного комитета, два сотрудника ГКЭС уехали с вечера на море и там были задержаны солдатами, и так далее…
— Иван Федорович, помилуйте, — сказал Саша Громов. — Вы же лично собирались встретить профессора Котрикадзе.
— Разумеется, — ответил я, как положено начальнику, который не забывает о вчерашних решениях. — Во сколько самолет?
— В двенадцать двадцать.
— Больше на борт к нам никого нет?
— Только двое. Профессор и с ним сотрудник.
— Номера в гостинице заказаны?
— В том-то и сложность. Номера в гостинице заказаны лигонской стороной. Они же взяли все расходы на себя. Но где сейчас те, кто брал на себя эти обязательства, ума не приложу
— Со временем узнаешь. Лучше проверь.
— Ничего не получилось. Правда, я отыскал знакомого чиновника в министерстве шахт и промышленности. Он обещал связаться с Временным комитетом, через час позвонить.
В иной ситуации я был бы рад поехать на аэродром, встретить профессора. Лигонцы бы осветили его приезд в местной прессе. А вот сейчас профессор превратился в обузу. Но революция или нет, стихийные бедствия будут продолжаться. Они не обращают внимания на степень прогрессивности правительства.
Тут меня отвлек телефонный звонок. Чешский посол хотел заехать после ланча. Договариваясь с послом, я продолжал в уголке мозга размышлять о профессоре Котрикадзе… В горах неспокойно…
— Ладно. Пока суть да дело, надо встретить их на аэродроме. Где представитель Аэрофлота?
— Наверное, уже там.
В дверь сунулись стажеры с очередным вариантом перевода.
— Надо быть готовым к любому обороту дела, — сказал я. — Кто-то должен поехать от нас.
— Собирался ехать корреспондент ТАСС.
— Исключено. Он не поедет. Кто еще? Думай, тебя же учили.
— Думать не учат, — вздохнул Саша. — Это у меня в генах.
— И из посольства никем не могу пожертвовать.
— И из ГКЭС, и из торгпредства, — развил мою мысль Саша.
— А что ты думаешь о Вспольном? Он просился в Танги.
— Понимаете… рохля он.
— Но язык знает и в стране уже второй год. Как Дробанов?
— Завтра выписывается.
Вспольный появился после одиннадцати. Вид у него был одновременно покорный (наверное, потому, что опоздал) и возвышенный. Он полагал, что я поручу ему написать эпохальный доклад, который никто из нас, простых смертных, не в силах сформулировать.
— На той неделе вы просились в горы, — сказал я.
— У вас изумительная память, Иван Федорович, — поделился со мной нечаянной радостью Вспольный, поправляя круглые очки. — Я побеспокоил вас этой просьбой исключительно в интересах дела…
— Считайте, — сказал я, — что я вашу просьбу о поездке удовлетворил.
Он изумленно хлопнул светлыми ресницами.
— Но при одном условии. Вместе с вами едут два наших геолога. Они сегодня прилетают в Лигон. Вы их встретите, проследите, чтобы они были размещены и груз был в целости. А в горах поможете им. Вы ведь знаете язык?
— В умеренных пределах, — поспешил с ответом Вспольный. — К тому же, ввиду сложности внутреннего положения…
— Вот, возьмите эту синюю папку, там все документы. Самолет прибывает в двенадцать двадцать.
Когда самолет поднялся, оставив внизу раскаленный Дели, я откинул полочку перед своим креслом и разложил сувениры. Я купил их на девяносто рупий. Отар изобразил презрение и сказал:
— На обратном пути ты бы сделал то же самое с большей пользой для родственников и поклонниц. Теперь будешь три месяца таскать этих слоников в чемодане и проклинать свою склонность к экзотике.
— Хорошо быть опытным путешественником, — ответил я. — Может, это мои первые зарубежные сувениры.
Отар потерял ко мне интерес и распахнул пухлую индийскую газету. Он вел себя, как чин из ЮНЕСКО, который только и делает, что посещает отдаленные страны. Он немного пижон. По утрам гладит брюки, даже если живет в тундре. Нужды в этом нет, но какой-нибудь Юлий Цезарь тоже так делал, а Отар следует доброму примеру. Цезарь гладил брюки и перешел Рубикон. Отар Котрикадзе гладил брюки и стал академиком. Вернее, станет.
— Так, — сказал тут Отар спокойно, — осложнение.
