Когда в указанное время он позвонил Залупенко, тот и в самом деле находился в палате у Механика. Чуть ли не плача, передал Алексею привет от себя и пламенное многоточие от обслуживающего персонала медицинского заведения.
Покончив с этими формальностями, он скороговоркой американского «рэпа», в стиле чернокожих обитателей трущоб добавил, что ни какая полиция их не подслушивает и не контролирует, говорить можно все, что вздумается.
После этого раздался звук сухого выстрела, означающий выразительный залупенковский выдох — типа — отмучился.
Совершив этот выдающийся по смелости гражданский поступок, он тут же отметил его в памяти галочкой. После этого передал трубку Механику.
— Как самочувствие? — с тревогой спросил Алексей.
— Нормальное, ты то как? — как-то совсем без энтузиазма и просветления, слабым, дребезжащим голосом произнес Степан Андреевич.
— Все в порядке, — голос старика ему не понравился. Чтобы не утомлять его разной ерундой быстро спросил. — По поводу денег. Номер счет и все остальное о чем мы говорили, все это остается в силе?
— Лешенька… — старик заплакал. — Ты их сохранил? Да? Ты спас жизнь не только мне, но и еще троим… — он продолжал счастливо и не стесняясь рыдать… — А от внуков, обязательно родятся еще дети… Ты спас жизни гораздо большему количеству…
— Да. Не надо плакать. Я сейчас не могу быть рядом. — он слушал всхлипывания старого друга. — Андреич, успокойся подтверди то, о чем мы говорили все остается по прежнему? Если нет. Я приеду и передам тебе в руки…
Несколько циничный, в большей степени ироничный Гусаров, был смущен такой откровенностью. До этого момента, он еще ни когда не выступал в роли спасителя такого большого количества людей.
Вскоре почувствовал, как от прилившейся к лицу крови, на лбу выступила испарина. В его носу опять предательски защекотали тоненькие кисточки и защипало глаза, как тогда, когда его вымотанного, раздавленного работой, Рюриков кормил из ложечки приговаривая, успокаивающие слова. Как за маленьким ребенком, ухаживал за ним, здоровенным мужиком, повидавшем на своем пути и кровь, и смерть близких, и несправедливость, и предательство…
— Прости, что я вынужден так быстро попрощаться, но меня ищут, подозревая в совершении того, что я не делал. Сейчас наш разговор могут записывать. Езжай спокойно домой. Адрес у меня твой есть, поэтому еще увидимся. И прошу — не беспокойся по поводу денег. Спасибо вам за все и передайте трубку Залупенко.
— Не обижай старика. Я тебя не пугаю, но предупреждаю, как умного человека, не обижай его своим невниманием, помни, что я тебе недавно говорил по поводу стройки. И еще, я по прежнему неподалеку…
Говорил очень сумбурно, не связно, но чем больше тумана для трусоватых мужиков, тем лучше для дела.
Он повесил трубку.
* * *
Через день, одев темные очки и парик, определенным образом рискуя от этого маскарада, он отправился в дюссельдорфский филиал Нобелевского банка, где давно был открыт счет на имя Рюрикова Степана Андреевича. Под стрекот, беспрерывно работающих там кино- и видеокамер слежения, положил на его счет тридцать тысяч евро. Деньги приняли и вопросов не задавали. Изогнутые спины мелких банковских клерков давали понять, что они его любят, уважают и всегда рады таким клиентам.
«Добро пожаловать, вашим деньгам в наш банк!» — тевтонскими аршинными буквами, было написано на их лицах.
Выходя из банка, он не удержался и послал их всех подальше… Всех в одно место одновременно, при помощи воздушного поцелуя и дружеской улыбкой. Однако улыбка получилась несколько натянутой. По простой причине. Появившись в банке он выдал свое место нахождение. И чтобы избежать неприятностей с полицией, и расходов связанных с высылкой за пределы германской земли, придется уже по настоящему попетлять, побегать.
Поэтому рассмотрев несколько фантастических вариантов, включающих в себя такие как: самоутопление; добровольное возвращение на Родину; поступление и обучение на курсы официантов; прорыв в Парагвай, et cetera.
Он принял решение, в результате которого сейчас сидел с двумя плохо соображающими подвыпившими молодцами в армейском джипе, направлявшимся в глубь учебного центра одного из подразделений Иностранного легиона во французском городе Бизонсоне.
По этому поводу, восемнадцатилетний бунтарь-дворянин написал: «Увы, — он счастия не ищет и не от счастия бежит!»
Напугав себя и читателя данными событиями, я уверен, что через восемь страниц, вы об этом и не вспомните.
Глава 13 СЕРГЕЙ и АЛЕКСЕЙ НОВАЯ ЖИЗНЬ
Прежде чем заполнять бумаги и подписывать их, Сергею Платонову разъяснили, что максимальный срок службы, пять лет и все желающие, искренне и с радостью подписывают именно пятилетний контракт. Этот срок включает в себя, в основном учебно-боевую выучку бойца. Непосредственное участие в боевых действиях возможно, но мало вероятно.
Все эти тонкости, объяснял молодцеватый, довольный собой офицер, который одним своим рекламно-выставочным видом, давал понять сомневающимся, что они сделали правильный выбор, направившись сюда.
Представитель Легиона, проводивший с ним беседу объяснил, что до подписания контракта должно пройти время. Прежде чем, что-то подписывать, ему, как и всем остальным, вновь прибывшим рекрутам, придется пройти небольшой карантин. Однако и после прохождения этого самого карантина, автоматического зачисления также не будет, так как всех без исключения ждет новое испытание — проверка на физическую выносливость.
Поэтому время пребывания в карантине, желательно использовать для восстановления своей богатырской силы и выносливости. Все условия для этого созданы. Можно повисеть на перекладине или для наращивания мышечной массы, постоять около гантелей.
* * *
Точно такой же разговор, состоялся и у вошедшего вслед за Сергеем Алексея.
После беседы, оба подписали бумаги, содержание которых сводилась к тому, что можно, а что нельзя делать лицам, прибывшим в расположение учебного центра и находящимся в карантине.
Потом они сдали на склад, тучному каптеру свою одежду, а в канцелярии у них настойчиво попросили сдать паспорта и имеющиеся деньги. Оба беспрекословно подчинились.
Взамен гражданской одежды им выдали спортивную, малоношенную форму. Причем всякие глупости, в виде необходимого размера или чтобы костюмчик по фигуре лежал — нет, этого не было.
