Но тот, прикрываясь своим здоровым положением, его тут же перебил и не дал сказать правильных слов.
— Молчите, больной… Молчите. От вас только одни неприятности, — грубо и бестактно оборвал он его.
Достав перевязочный пакет, стал ловко бинтовать место ранения. Пока бинтовал, бубнил себе под нос.
— Надо было пациенту вместо наркотика-антибиотика дать выпить оставшиеся алкогольные витамины. Пусть пациент лучше песни поет, а не губы бантиком кривит и задает дурацкие вопросы.
Забинтовав. Быстро рассортировал имеющиеся на двоих вещички. Автомат и снайперское ружье раненого вместе с запасными обоймами, гранатами и чем-то еще закопал в песок. На нем оставил только медицинские принадлежности. Сухой паек и флягу с водой переложил в свой мешок. Критически осмотрел его в утренних сумерках и добавил:
— Снять бы с тебя башмаки эти тяжелые, да робу, пропитанную кровью, но через пару часов начнется самое интересное. Солнышко взойдет и станет нам с тобой, малец, тепло и хорошо, — посмотрел на часы. — Скоро ты, бедолага, в полной мере познаешь наше национальное утверждение, что «жар… или пар, костей не ломит». Ладно, двинулись легкой рысью. Вперед, иноходец-инородец!
Не зря их отцы командиры приучали к жаре. Впрочем, никто к такой, чисто конкретной ситуации не готовился. Но помогло. Пригодилось. Вот и ругай после этого, платную военную службу. Оказывается, не все так плохо…
* * *
Они двинулись. Гураму под кайфом, да «с дырочкой в левом боку» бежать было тяжело. Поэтому Алексею пришлось до восхода солнца тащить и свои и его восемьдесят четыре килограмма при росте за метр девяносто. Да барахлишко свое, и его… Не бросишь, оно же денег стоит. Вот шутник и надрывался. Опять же военное снаряжение получал под роспись. Автомат. Патроны. Гранаты. Это все, под ту же роспись в ведомости, надо будет сдать на склад. Не сдашь, вычтут из зарплаты, а это непорядок.
Последний час он не шел, а еле тащился, лениво передвигая ноги и оставляя за собой на песке длинные борозды. Причина этого была видна невооруженным взглядом.
У него на плечах висел Гурам. Он по ходу движения, как-то незаметно потерял сознание. Шел, шел и потерял. Пришлось опять совершать привал. Поправлять сползшую на пояс опоясывающую раненого повязку. Еще раз тщательно обрабатывать ему рану. Ремнем впереди связывать ему руки. Взваливать себе на загривок и тащить.
Иногда Гурам приходил в сознание и как герой из ложной, патриотической киноромантики славных советских времен говорил: «Брось меня… Сам спасайся…»
Алексей неизменно отвечал лихому седоку, коротко и определенно. Сквозь свист дыхания и шорох гребаного песка можно было узнать до боли знакомые слова: «Пошел на х…» Ну, типа, отстань…
«Все равно тебя не брошу, потому, что ты хороший» — этот кусок патриотического стишка Гусаров, то ли где-то слышал, то ли сочинил только что сам, но бубнил себе под нос, не переставая. Вроде помогало.
Ну, а когда взошло солнышко… Тогда он уже сам, добровольно вместе с чужой ношей свалился с какого-то бархана вниз. Но особо не кувыркался и перед зрителем, следящим за его нудными передвижениями, не выделывался. Просто съехал на животе вниз и вся недолга.
Разлегшись внизу, он долго кривлялся.
Показывал как ему тяжело. Долго обессилено лежал на животе, потом перевернувшись лежал на спине. Ловил широко открытым ртом, раскаленный от солнца воздух. Пытался облизать растрескавшиеся губы они совсем некстати начали кровоточить.
Что можно было сказать, глядя на эту безмолвную сцену, с высоты песчаного бархана и попивая прохладную минеральную водичку?
Не подготовленные солдаты, эти современные молодые люди. Совсем не подготовленные.
* * *
Придя в себя от длительного пути. Гусаров снял с себя рубаху военного образца и накрыл ею голову раненого. Он, растяпа, потерял свой капелюх, а сейчас лежал на правом боку и особой активности или желания очнуться не проявлял.
Чуть отдышавшись и переведя дух, Алексей приложился к фляжке с теплой водой… Ох, и хотелось, выдуть ее всю до конца… Одним глотком… И еще море в придачу… и лопнуть…
В этот момент подавил в себе эти некрасивые желания напиться одному. Проявил солдатик силу воли, только прополоскал водичкой рот и не выплюнул, а проглотил ее. Пить от этого гигиенического полоскания захотелось еще больше. Он плеснул в свою емкость, называемую ртом, полглотка влаги и не глотая стал ждать когда она закипит. Сигналом к этому должен был послужить пар из ноздрей как у Сивки-Бурки или дракона трехглавого.
«На такой жаре сколько не пей, все равно через пару минут, все это с потом будет выведено наружу».
Последние слова он не говорил. Ему почудилось, что кто-то снизу постучал ему под кумпол и сказал эти, в общем-то, правильные слова, но пить от них не стало хотеться меньше, а совсем наоборот. Значит надо отвлечь свое внимание от булькающей емкости.
Огляделся. Песочница, в которой он сидел, была громадной. Кроме песка, имелись и разнообразные камни, осколки ледникового периода. Ненароком даже подумалось, что чем та, черная, выжженная, каменистая почва, где они до обмороков учились бегать в противогазах, так может быть здесь, коников из гов… т. е. куличики из песка лепить будет веселее. Несколько позже он понял верность пословицы диверсантов «член редьки не слаще». Видно еще после Гражданской войны эта незатейливая мудрость пришла в солдатские массы, только и заменив первое слово, но оставив главное — смысловую нагрузку.
* * *
Чтобы отвлечь себя от воды еще больше, он достал нож и склонился над Гурамом…
События начинали приобретать форму, неожиданно возникшего крутого виража на мокрой, горной дороге.
При чем здесь нож?
Зачем он склонился над лицом бойца.
Ну, не прыщик же, в конце концов, он собирался с его помощью выскабливать?
Он поднес его ко рту бессознательного снайпера, и… разжал им зубы. Но ведь мог сделать это и пальцами. Гурам в этот момент был далеко от того места, где лежало его тело, поэтому и не думал зажимать межчелюстные мышцы. Лежал устало и расслабленно. Был мягок и податлив.
Алексей взял его голову в свои сильные, клещеобразные руки, приподнял ее… и отвинтил… Нет. Не голову… Пробку с фляжки. После этого поддерживая голову, стал очень бережно вливать ему в рот воду.
Кажись, обошлось…
Чего только не почудится на такой жаре?
После сеанса лечебного водопоя Алексей как мог, стал руками откапывать, отбрасывая горячий песок, пытаясь докопаться до прохладных глубин. Получалось плохо. Но если ничего не делать, тогда вообще ничего не будет получаться. В выкопанную ложбину заложил тело. Но закапывать не стал. Умаялся.
