Том потерял с ним всякое терпение и стал упрекать его, говоря, что ему представляется случай прославить свое имя, а он не умеет этого ценить, и все эти преимущества пропадают даром. Джим устыдился, обещая, что больше не будет упрямиться; после этого мы с Томом отправились спать.
Крысы. — Веселое общество в постели. — Соломенное чучело.
На другой день утром мы пошли в город, купили проволочную крысоловку, отнесли ее в погреб, раскупорили одну из лучших крысиных нор, и не прошло и часа, как у нас набралось штук пятнадцать самых отборных крыс; крысоловку мы снесли наверх и поставили ее в надежное место — под кровать тети Салли. Но покуда мы ходили за пауками, маленький Томас Франклин Бенджамен Джефферсон Александр Фелпс нашел крысоловку под кроватью и отворил дверцу, чтобы посмотреть, выйдут ли крысы, они и разбежались по комнате. Когда мы вернулись, то застали тетю Салли стоящей на постели в ужасе: она испускала дикие вопли, а крысы допекали ее, как могли. За это она хорошенько отстегала нас обоих прутом; потом мы часа два бились, ловя новых крыс, — черт побери этого несносного мальчугана, — да и не того уж сорта крысы попались нам: первый улов был не в пример лучше. Я еще не видывал таких здоровенных крыс.
Мы добыли великолепнейшую коллекцию разных пауков, жуков, лягушек и гусениц. Пытались было достать и гнездо шершней, да не удалось нам. Весь рой оказался в сборе. Мы не сразу отступились, а караулили, как только могли дольше, надеясь, что измучим шершней и заставим сдаться; не тут-то было, скорее они нас измучили, изжалив нам все тело: очень долго нам больно было садиться. Потом мы принялись за ужей — откопали дюжины две полосатых ужей, положили их в мешок и оставили в своей комнате. Между тем настало время ужина — славный выдался денек, усердно-таки мы поработали! — приходим назад, смотрим — ни единого ужа! Оказывается, мы плохо завязали мешок, и они все расползлись. Впрочем, не беда, они далеко не ушли: долго после этого у нас в доме не переводились змеи: то из-под бревна выползет, то из-за двери и непременно попадет или в тарелку кому-нибудь, или за шею, словом, куда не следует. Красивенькие это животные, полосатенькие! Да и вреда от них никакого, но тетя Салли и знать ничего не хочет, ей все равно — она презирает змей и не согласна их выносить ни за какие блага в мире; каждый раз, как змея заберется к ней, тетушка сию минуту бросает работу и убегает как угорелая. Я еще не видывал такой трусихи! И кричит, точно ее режут. Ни за что не заставишь ее притронуться к змее хотя бы щипцами. А если, ложась спать, она вдруг найдет ужа у себя в кровати, то-то подымает гвалт, словно пожар в доме! До того она измучила старика, что тот жалел, зачем змеи на свет уродились. Уже с неделю как все ужи исчезли из дому, а тетя Салли все еще не могла успокоиться — куда там! Сидит, например, задумавшись, и если пощекочешь ей сзади шею перышком, она вскочит как полоумная. Очень интересно! Но Том говорит, что все женщины таковы, уж так они устроены, а отчего — бог их ведает!
Нам доставалась трепка всякий раз, как уж попадался на глаза тете Салли; но она говорила, что эта трепка ничто в сравнении с тем, что еще будет, если мы опять напустим полон дом змей. Положим, трепка меня не смущала — это, в сущности, пустяки; одно досадно, сколько труда нам стоило вторично набрать ужей! Однако мы набрали их, а кстати и прочих гадов; вы не можете себе представить, как весело было в Джимовом чулане, когда все это кишело вокруг него и слушало музыку! Пауков Джим не любил, да и пауки не любили его — они больше всего докучали ему. Он говорил, что с этими крысами, ужами, да еще с жерновом ему почти не остается и места в постели, да если б и было место, то заснуть нет никакой возможности — такая возня в чулане — и притом постоянно, без перерыва, потому что они никогда не спят все зараз, а чередуются: ужи спят, а крысы караулят, а когда крысы отдыхают, ужи настороже, так что под ним вечно что-нибудь копошится; если же он отыщет себе новое местечко, то пауки принимаются допекать его. «Нет уж, — говорит, — если на этот раз я выберусь отсюда, никогда больше не соглашусь быть узником, ни за какие миллионы!»
Недели через три все пришло в полный порядок Рубаха была послана еще ранее, запеченная в пироге, и всякий раз, как крыса легонько кусала Джима за ногу, он царапал что-нибудь на рукаве рубахи, покуда были свежи чернила. Перья мы смастерили, надписи выдолбили на жернове; ножку кровати распилили надвое, а опилки съели, и от этого у нас жестоко разболелись животы, — мы уж думали, что все трое помрем, да ничего, обошлось. Я еще не видывал таких неудобоваримых опилок! Зато, как я уже говорил, вся работа была исполнена добросовестно; мы порядком-таки измучились, особенно Джим. Старик Фелпс раза два писал на плантацию под Новым Орлеаном, чтобы, наконец, пришли взять беглого негра, но ответа не получал, потому что такой плантации не существовало; тогда он и решил опубликовать о Джиме в газетах Сент-Луиса и Нового Орлеана; когда он упомянул о газетах Сент-Луиса, меня бросило в холодный пот, я понял, что нельзя терять времени. Том согласился со мной. Только, говорит, теперь вся остановка за анонимными письмами.
— Это еще что такое? — спросил я.
— Предостережение коменданту и тюремщикам, что затевается недоброе: это делается разными способами. Постоянно кто-нибудь шпионит крутом и доносит коменданту тюремного замка. Вот когда Людовик Шестнадцатый собирался улизнуть из Тюильри, об этом донесла одна служанка. Это очень хороший способ; анонимные письма — тоже недурно. Мы употребим и то и другое средство. Обыкновенно делается так, что мать узника меняется с ним одеждой, остается за него в тюрьме, а он убегает в ее платье. Так мы и устроим.
— Но послушай, Том, к чему же предупреждать кого-нибудь, что мы затеваем? Пусть они сами догадаются, это уж их дело…
— Да, я знаю; только на этот народ нельзя положиться: они с самого начала предоставляли нам полную свободу. Они такие доверчивые и невнимательные, что ничего, пожалуй, и не заметят. Если мы не предупредим их, никто нам и не подумает мешать, и после всех наших трудов бегство сойдет гладко, без всяких приключений, как по маслу. Что ж в этом хорошего?
— По-моему, — возразил я, — так бы всего лучше.
— Вздор! — воскликнул он с досадой.
— Впрочем, я не стану спорить. Делай как знаешь, мне все равно. Как же нам быть с этой служанкой? Откуда ее взять?
— Ты изобразишь служанку. Ступай ночью и стащи платье у негритянки.
— Но, Том, она подымет гвалт на другое утро, ведь у нее всего одно платье!..
— Знаю; но тебе оно понадобится всего на четверть часа — только снести анонимное письмо и сунуть его под входную дверь.
