— Он за ней, — сказал Меткалф.
— С одной стороны ее можно попытаться открыть, но он ведь будет стрелять, и вы точно получите пулю в лоб. Здесь он не промахнется. — Тоузьер осмотрел коридор:
— Нет, благодарю. Здесь нет никакого укрытия.
— Дверь, кстати, пуленепробиваемая, — сказал Меткалф. — Я пару раз стрельнул в нее, но нашел, что из-за рикошета это опасно для меня, а не для него.
— Ты пытался с ним говорить?
— Да, но он либо не слышит, либо не хочет слышать.
— Ну что, Паркер?
— Сюда только один путь, — сказал Паркер, — через эту дверь.
— Значит, это помещение неприступно, — заключил Тоузьер.
Меткалф скорчил гримасу.
— Более того, — сказал он, — если он продержится до того, как этот корабль будет захвачен, он выиграет.
— Ты что-то нервничаешь по этому поводу. Делорм еще предстоит нас найти, и взять нас будет не так-то легко.
Меткалф круто повернулся к нему.
— Когда я взялся доставить товар Делорм Фарвазу, я заметил, что несколько вещей она оставила у себя, — к примеру, два тяжелых пулемета.
— А это плохо, — сказал Тоузьер.
— Но не самое худшее, — продолжал Меткалф. — Она пыталась всучить Фарвазу четыре сорокамиллиметровые пушки, но он ни за что не хотел их брать. Они, по его мнению, слишком быстро поглощают боеприпасы. Так что и они остались у нее. Если ей придет в голову установить одну из них на борту яхты, у нее есть для этого достаточно времени; все, что для этого нужно, — сталь и сварочный аппарат. Этого всего навалом на верфи.
— Ты думаешь, она может пойти на это?
— Эта сука не упустит никакой возможности, — с яростью проговорил Меткалф. — Напрасно вы отговорили меня от того, чтобы достать ее в Бейруте.
— И тогда мы потеряли бы героин. А нам обязательно нужно его ликвидировать. Нельзя допустить, чтобы он достался ей в руки.
— Будьте любезны, — Меткалф ткнул большим пальцем в сторону коридора, — откройте эту дверь.
— У меня есть идея, — сказал Паркер. — Может, его выкурить оттуда?
— То есть, вы имеете в виду затопить это помещение? — спросил Тоузьер. — А можно это сделать?
— Нет, не затопить, — сказал Паркер. Он задрал голову и посмотрел наверх. — Как раз над нами на палубе якорная лебедка. Она приводится в движение паром от котла. Я думаю, можно сделать отвод и провести его сюда.
— Ну и что дальше?
— А дальше вот что. Здесь есть система дезинфекции судна — для уничтожения крыс. Газовая труба идет по всем помещениям, и я думаю, что на отрезке, который проходит там, кран открыт. Я найду другой конец этой трубы и соединю с ним мой отвод. Немножко горячего пара — и Истмэн выскочит оттуда, как ошпаренный кот.
— У вас замечательные идеи, — заметил Меткалф, — и вполне гуманные к тому же. Сколько па это потребуется времени?
— Не знаю, может, час, может, два. Все зависит от того, что я обнаружу наверху.
— Давайте, действуйте, — сказал Меткалф.
Джамиль Хасан был человеком пунктуальным, но, к сожалению, бюрократизм и местничество в том учреждении, где он работал, были неодолимы, и к свежим новостям он доступа практически не имел. Только потому, что ему пришло в голову выпить чашечку кофе, ему удалось кое-что услышать.
По пути, проходя мимо столика дежурного офицера, он машинально спросил:
— Что нового?
— Ничего особенного, сэр. Правда, пришло одно донесение. О стрельбе на судне, которое вышло с верфи Эль-гамхурия.
Молодой полицейский, сидевший неподалеку и что-то писавший, навострил уши. Офицер продолжал: — К тому моменту, как мы смогли послать туда человека, судно было уже за пределами наших территориальных вод, и мы ничего уже не могли поделать.
Молодой полицейский вскочил на ноги.
— Сэр!
Хасан посмотрел на него:
— Да?
— По вашему указанию мы вчера приводили на допрос человека по имени Андре Пико.
— Ну и что?
Молодой человек явно волновался:
— Это… это… я… видел, как этот Пико выходил из верфи Эльгамхурия три дня тому назад. Может быть…
Хасан движением руки остановил его. Он лихорадочно сопоставлял факты. Героин — большая партия — был вывезен из Ирана в сторону запада; подозреваемый в контрабанде Пико был допрошен — безуспешно; три дня назад его видели на верфи Эльгамхурия; выстрел — или выстрелы — слышались на корабле, вышедшем из этой верфи: корабль быстро покинул воды Ливана. Это было не много, но вполне достаточно. Он взял телефонную трубку и набрал номер:
— Приведите еще раз Пико для беседы и закажите мне машину.
Полчаса спустя он стоял на причале верфи и разговаривал с офицером, которого прислали расследовать происшествие.
— Корабль тронулся после выстрела?
— Да, сэр.
— Название корабля?
— «Орест».
— Кроме него, тут не было никаких других кораблей. Странно!
— Нет, сэр, еще была яхта. Она отошла пять минут тому назад. — Он показал пальцем. — Вон она.
Хасан заслонил ладонью глаза и посмотрел в сторону моря:
— И вы дали ей уйти? А владелец яхты был на ней во время инцидента?
— Да, сэр. Но он говорит, что ничего не слышал. И команда яхты тоже.
Хасан опять посмотрел в сторону удалявшейся яхты.
— Как же так? Кто он?
— Его имя Фуад, сэр. Он сказал, что должен плыть в Карибское море.
— Бог мой! Неужели! А что это у него там на корме? — воскликнул Хасан.
Офицер стал вглядываться в даль.
— Может, брезент? — предположил он.
— Брезент, что-то скрывающий, — поправил его Хасан. — Где здесь телефон?
Две минуты спустя он на повышенных тонах разговаривал с каким-то чересчур тупым офицером из штаба военно-морского флота в Бейруте.
«Орест» неутомимо шел по новому курсу, и земля за кормой постепенно удалялась и исчезла. Осталось только небольшое туманное пятно, которым издали представлялась Ливанская гора. Уоррен, найдя кубрик, где располагался камбуз, решил заняться каким-то делом и взялся за приготовление пищи. К обеду из тушенки и плоских караваев арабского хлеба он собирался подать жидкое кислое вино.
Пока он готовил еду, он размышлял об отношениях Меткалфа и Тоузьера. Эти люди были вылеплены из одного теста и действовали очень согласованно. Каждый инстинктивно чувствовал, что другой в случае необходимости не промахнется. Интересно, думал он, кто из них победит в случае конфликта?
В конце концов он решил, что ставить лучше на Меткалфа. Тоузьер был более консервативен и предпочитал не нарушать законы. Меткалф был не обременен моральными соображениями, он напоминал флибустьера, неразборчивого в средствах и опытного во всякого рода махинациях. В случае крайней необходимости Тоузьер мог проявить нерешительность там, где Меткалф действовал бы без колебаний. Уоррен надеялся, однако, что его теория не подвергнется проверке на практике.
