он того из дружины погонит. И пояснил, лично для меня: « Дубыня, ты мне как брат, но пойми меня как отца». И я знаешь Святозар, я его понимаю, у меня хоть и шестеро сыновей, а они словно пальцы на руках, любой потерять жалко. Так, что ты пока потерпи, пока так как-нибудь, – и, повесив удрученно голову, стих.
– Я, Дубыня, на тебя не обижаюсь… и отца я понимаю, но я же, наставник…. Разве я чего-то худого хочу, – обидчивым тоном изрек Святозар. – Я просто хочу излечиться, стать вновь здоровым, как прежде…. Хочу, как и другие парни на гулянье ходить, жить и любить. А, что отец, словно я птица какая-то диковинная закрыл меня во дворце и каждый мой шаг под его бдительным оком, то Борща, то Храбра, то тебя в охрану мне приставит. В город один не ходи, к твоим сыновьям не ходи, и все тревожиться вроде я дитя неразумное, вроде я не понимаю, что мне можно, что нельзя…. Мне все равно придется идти в Беловодье, понимаешь наставник… все равно придется, такова воля ДажьБога, и не сможет отец, ничего с этим поделать. Я, конечно, не ослушаюсь его, не поеду туда без позволения, но то что мой путь через эту волшебную страну пролегает, это я еще тогда понял… когда ты нам с Туром о ней в-первый раз рассказал, – закончил свою речь Святозар и потянулся, чтобы поправить спавший с левого плеча кунтыш.
Наставник торопливо протянул руку, накинул кунтыш наследнику на плечо да туго вздохнув, молвил:
– Просто человек – это такое существо, которое всем недовольно. Еще совсем недавно, ты говорил мне, про себя, что ты получеловек, не прошло и месяца уже держишь меч, натягиваешь тетиву лука, и наново недоволен. Эх, ты, горе луковое… ты ж погоди… ты ж отца пойми, ведь в ту ночь он не только тебя чуть не потерял, он же Эриха потерял. Отправить своего сына, мальчишку совсем, в чужой город, простым ратником… У тебя ж Святозар, вроде сердце доброе, душа светлая и чистая, а простых вещей понять не можешь. Не можешь понять, что отец боится потерять тебя, любит он тебя, дорог ты ему больше всех иных детей. Столько лет искал, столько сил потратил, ни дня спокойно не жил, и вот вроде ты вернулся такой славный, светлый отрок… И, что ж… что ж опять беда… да какая беда… Брат на брата напал, убить тебя желал… Подлый Нук так и не найден. Неужели не понятно. Тяжело тебе, видите ли, во дворце сидеть одному… так ты скажи мне… и я сыновей своих пришлю, они с радостью к тебе приедут. Да посидят с тобой, погутарят, и правителю спокойно и тебе хорошо. Ишь, ты, недоволен он отцом, – дополнил гневливо наставник, и, замолчал, затем глянул с такой обидой на наследника, что у того внутри сердце сызнова подпрыгнуло в груди. – И вообще, хоть это и не по-мужски обратно обещание забирать. Ну, так вот ты слушай, я свое обещание забираю, и пока правитель не разрешит, не слово тебе о Беловодье не скажу… – вымолвил эти слова наставник, поднялся и отошел к Туру, который покуда лук натягивал, да стрелу пускал.
А Святозару так стало стыдно, щеки его запылали, и душа внутри будто заныла, обливаясь горячими слезами. «Да, что ж это, верно наставник, говорит, только о себе и думаю. Отца тревожу, вон Дубыню расстроил, чего со мной такое творится?» – раздосадовано подумал он. И тотчас наследник резво поднялся со скамьи, подошел к наставнику, и, подняв вверх правую руку, положил ладонь ему на плечо, да крепко сжал его, а когда Дубыня обернулся прерывающимся голосом, сказал:
– Я, Дубыня, отцу обещал не разговаривать с ним о Беловодье до возвращения с Синь-камня, и слово свое сдержу. И тебе я тоже слово дам, покуда, отец не позволит, и с тобой об этом говорить не буду. И прости, ты меня глупого мальчишку, коли я тебя, чем обидел, – молвил и низко наставнику поклонился.
Дубыня добродушно глянул на наследника и расчувствовался совсем, махнул на юношу рукой и отвернулся, смахивая скупую слезу, сбегающую с глаза.
Какое-то время Святозар стоял рядом с Туром и смотрел, как брат стреляет из лука, Дубыня подсказывал тому и поправлял его руку. Внезапно позади себя юноша услышал тихий говор, оглянулся и увидел, что к Ратному двору приближаются правитель и Храбр. Наставник что-то нес в руках завернутое в ткань.
Святозар проворно повертавшись, поспешил навстречу отцу и тревожно вопросил:
– Отец, что-то, случилось?
– Нет, мальчик мой, – успокоил правитель сына и щедро ему улыбнулся. – Все хорошо, не тревожься. Просто я кое-что принес тебе. – И, повернув голову к наставнику, шагающему рядом, добавил, – пойдем Храбр к скамье.
Наставник подошел к скамье, положил на него большущий сверток и принялся осторожно его разворачивать. И как только он открыл укрытое, Святозар увидел прекрасный лук, сделанный из добытого лазурного древка. Луч солнца пробежал по древку, рогам твореным из золота, и по тетиве, и лук вдруг вспыхнул, засиял весь лазурным светом, да не только древко, но и рога и тетива.
– Ох! – только и смог выдохнуть наследник. Он торопливо взял лук в руки, огладил пальцами его пылающее древко, да воззрившись восхищенным взглядом на правителя, произнес, – отец, как он прекрасен.
Довольный Ярил широко улыбнулся сыну, его зеленые глаза полыхнули лучистостью света и он сказал:
– Я рад, что он тебе понравился. Умелец сделал его, как и обещал в конце месяца просимецъ. Но я не показывал его, боясь, что ты расстроишься. Однако теперь, ты чувствуешь себя намного лучше, и я решил, что тебе пора отдать добытое тобой. Пойди, сын, попробуй из него пустить стрелу.
Святозар посмотрел на правителя, и немедля с его лица сбежала улыбка, черты лица судорожно дрогнули, он отрицательно покачал головой и чуть слышно ответил:
– Отец, лук безупречен, но я не могу пустить стрелу из детского лука Тура. А с этого, вряд ли, что у меня получиться. Глянь-ка, какой он мощный, какая тугая тетива, прости, но у меня не хватит сил.
– Сын, поверь мне, у тебя все получится. Поди, Святозар, попробуй… возьми стрелу, натяни тетиву, – бодрым голосом молвил правитель.
Святозар еще мгновение колебался, но глянув в уверенное лицо отца, снял с головы шапку, скинул с плеч кунтыш, и, передав их Храбру, пошел к Туру, который все еще упражнялся с луком.
– Ух, ты, красотища! – восхищенно проронил Тур и подал брату стрелу.
Святозар взял древко в
