— Ещё почти месяц. Как раз окончательно в форму должен войти. Вон, видишь, каникулы кончились, — он демонстративно похлопал себя по плечу, на котором сидел уже знакомый мне браслет.
— Я обратила внимание. Ты поэтому отказывался данную тему обсуждать?
— Вот кого я хотел обмануть, а? — насмешливо фыркнул он. — Ну да. Велели тебя не тревожить, я и исполнял. А сейчас маскироваться уже бессмысленно, не могу же я в куртке целый день ходить, да ещё и спать.
— А догадаться, что уходы от темы напрягают меня гораздо сильнее, чем твои спортивные жертвы? — ехидно поинтересовалась я.
— Не ворчи, — улыбнулся он, выставляя передо мной на стол внушительных размеров тарелку с двумя ложками в ней.
— Что это? — растерянно оглядев красно-белую неоднородную массу, я настороженно вытаращилась на мужчину.
— Это — творог. С малиновым вареньем! — гордо сообщил мужчина. — Иди сюда, будем завтракать.
— А почему вот этим? — насмешливо кивнула я на тарелку.
— А почему нет? — он пожал плечами. — Еда как еда, очень вкусно. Впрочем, если не хочешь, я сам всё съем… Что смешного-то?
— Ладно, давай сюда своё здоровое питание, — всё ещё хихикая, я перебралась на колени к мужчине. — И ты мне лучше сразу скажи, чем меня велели кормить. И что тебе Леся в этом вопросе насоветовала! Я хоть морально подготовлюсь.
— С тобой неинтересно, — усмехнувшись, сообщил он. — Ты всегда всё знаешь.
— Не всё, но… Вань, меня так мама лет в шесть нелюбимой кашей кормить пыталась, что вроде как за компанию — вкуснее, — весело фыркнула я. — Ну и так вообще, я в курсе, что такое творог, да. В больнице познакомились, — я недовольно наморщила нос. — Хотя, с малиновым вареньем, определённо, он гораздо вкуснее…
— Я его тоже, честно говоря, не очень уважаю, — доверительно сообщил Барсик.
— А зачем ешь?
— А чтоб тебе не скучно было одной мучиться, — улыбнулся он. — К тому же, с вареньем, кстати, действительно вполне неплохо. Особенно если мешать один к одному.
— Вань, я тебе говорила, что ты не человек, а самое настоящее чудо? Не бывает таких людей в природе!
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — насмешливо хмыкнул мужчина. — Ешь. Тут как минимум треть твоя, а лучше — половина!
— Уговорил, — вздохнула я. — И совершенно не обязательно составлять мне в этом компанию. Впрочем, если очень хочется…
— Хочется, хочется. Когда ещё появится такая возможность приобщиться к здоровому питанию! — с улыбкой сообщил он, целуя меня в шею и прижимая за бедро к себе покрепче. Я тут же воспользовалась возможностью отвлечься от здорового питания на нечто несравнимо более приятное и, вынудив его запрокинуть голову, с чувством поцеловала. — Всё-таки, я ужасно соскучился! — пробормотал Барс через некоторое время.
— Я тоже. И ещё — очень хочется весь день провести дома. Можно даже непосредственно в кровати, — вздохнула я, прижимаясь лбом к его лбу.
— Искусительница. Тебе что доктор сказал?
— Можно, только осторожно. Он это, между прочим, при тебе говорил, — весело хмыкнула я. — А ещё — побольше положительных эмоций.
— Вот именно, что осторожно, — нервно хмыкнул он, свободной ладонью накрывая мой живот. — А я за себя сейчас совершенно не ручаюсь, и очень боюсь навредить вам обеим.
— Ничего, зато я в тебе совершенно уверена! — отмахнулась я, отставляя остатки творога и обнимая мужчину обеими руками. Поесть я всегда успею, а вот по Барсику я за это время успела соскучиться настолько, что его объятья начали мне сниться.
Долго уговаривать Зуева, несмотря на все его тревоги, не пришлось. Он легко подхватил меня на руки и практически на ощупь двинулся в сторону спальни. А там…
С точки зрения доктора Ангарского мы, наверное, переусердствовали, потому что остановиться и оторваться друг от друга не могли довольно долго. Впрочем, мужчина был настолько осторожен, насколько это вообще было возможно, постоянно аккуратно меня придерживал и с почти пугающей тщательностью контролировал моё положение в пространстве. Первое время я ещё пыталась проявлять чрезмерную активность, но все мои попытки мягко, но настойчиво пресекались. Ругаться из-за подобных вещей было как-то глупо, смеяться тоже не особенно тянуло, так что в итоге оставалось расслабиться и получать удовольствие.
— Как ты себя чувствуешь? — мягко поинтересовался Барс, когда мы вроде бы вернули себе способность к раздельному существованию. Он лежал на спине, вдоль кровати, а я — поперёк, устроив голову у него на животе. Ладонь мужчины медленно поглаживала меня, куда получалось дотянуться, — в основном, по животу и груди. Я же в своём положении могла дотянуться только до его полусогнутой ноги, и с той же неторопливостью пробегала кончиками пальцев по бедру и голени.
— Сытой и довольной. Ощущение такое, как будто я после недели на сухпайке ужасно объелась, сил шевелиться нет вовсе, но при этом чувствую себя абсолютно счастливой, — со смешком ответила я.
— Какое образное сравнение, — засмеялся мужчина, и я, вынужденно приподняв голову (моя «подушка» от этого его действия очень затряслась), решила переползти поудобнее и устроить голову на его плече. Не получилось; после моих поползновений Ваня перекатился на бок, обхватывая меня обеими руками и прижимая к себе. — Но меткое, да. Как хорошо, что мне тебя вернули; а то у меня появилось ощущение, что на мыслях о тебе начинает ехать крыша. И это без препаратов!
— А как мысли связаны с препаратами? — уточнила я.
— Очень просто, от них гормональный баланс нарушается, — он слегка пожал плечами. — Я вообще-то хотел тебе сюрприз устроить: заманить прямо сразу после боя к себе в раздевалку и там коварно воспользоваться твоей доверчивостью. Но кое-кто решил немного подкорректировать папины планы, — мужчина со смешком погладил меня по животу.
— Придётся воспользоваться моей доверчивостью чуть позже, — насмешливо фыркнула я. — А пока хоть объясни, в чём подвох?
— Да не подвох это, просто индивидуальная реакция организма. В спокойном состоянии всё вроде бы нормально, но после хорошего заряда адреналина чертовски хочется секса. Настолько, что это состояние становится ужасно навязчивым и невероятно раздражает. Представляешь, какой кайф: морда разбита, корпус весь в гематомах, может даже трещина какая где-то в кости, а мысли только о том, как было бы здорово вот ту репортёршу… Тьфу, не буду я тебе пересказывать, о чём мне в такие момент думалось, — недовольно поморщился он. — Ничего даже отдалённо приличного там не было. И, опять же, кому скажи — не поверят, что подобное может нестерпимо злить.