— Тут ты прав, — пробормотал Семен, — но все-таки… Как ни говори… неловко вроде.
— Ладно, — отмахнулся я, — на месте разберемся. Главное, застать в доме Каина!
Но Каина мы в доме не застали. Не застали и Клаву. Они оба куда-то исчезли.
В доме — в трех его комнатах — царил беспорядок. Словно бы люди, ушедшие отсюда, страшно спешили, были чем-то встревожены. И крепко пахло спиртом и табачным дымом. И угли в печи еще не успели остыть…
— Послушай-ка, Семен, — сказал я медленно. — У меня появилась одна мыслишка. По-моему, дельная…
— Ах, даже так? — проговорил Семен.
— Как это ни странно! Иногда со мной такое случается.
Разговор этот происходил уже на исходе ночи — по возвращении нашем в Енисейск. Опять мы сидели у стола и попивали чаек…
— Ну, ну, — подбодрил меня Семен, — выкладывай!
— Скажи-ка мне точно: когда ты приехал из Туруханска?
— В тот же самый день, когда и к тебе явился. То есть вчера. Где-то после двенадцати.
— Но ко мне ты явился уже вечером. А что же ты делал до этого? Где шлялся?
— Ну, где? — он пожал плечами. — Был в своем селе. Сам понимаешь…
— В Ручьях, стало быть?
— Ясно, где же еще!
— А ты знаешь, что в Ручьях есть бандитские осведомители?
— Как-то не думал… И много их?
— Мне пока что известен лишь один. Имя его мне, к сожалению, неизвестно. Но внешний его вид таков: высокого роста, пожилой, бородатый. Причем борода седая, словно обрызганная известью. И одевается он по-эвенкийски. Носит парку, замшевые штаны.
— И курит трубку? — быстро спросил Семен.
— Совершенно верно. Трубка небольшая, черная, изогнутая.
— Н-не может быть! — прошептал Семен.
— А что? Знакомая фигура?
— Ну, конечно. Это же наш лесничий! Такой вроде бы хороший мужик, добрый, компанейский.
— Вот этот добрый как раз и навел на тебя банду. Узнал о том, что ты нашел золотую жилу… А кстати, ты действительно нашел?
— Действительно, — сказал кряхтя Семен, — И сразу же, дурак, послал записку жене. Глупо все получилось, сознаю. Хотя чего ж ты хочешь? Я ведь так долго сидел в дерьме. Ну и не удержался, захотелось похвастаться!
— Н-да, похвастался, — сказал я. — Ну, ладно. Так вот, об этом лесничем… Ты с ним вчера виделся?
— Виделся, — проговорил он, настораживаясь и бледнея. — Как только слез с машины, сразу и встретил его.
— И потом что?
— Потом мы потолковали маленько и разошлись. Он пошел к себе в контору…
— А ты?
— А я к одному дальнему родственнику.
— К Анциферову?
— Ты его разве знаешь?
— Не отвлекайся! Значит, вы разошлись. И как ты думаешь, лесничий мог видеть, куда ты направился?
— Да чего там мог видеть! Я ему сам сообщил, куда иду. Семен вдруг умолк, напрягся. Брови его заломились и сдвинулись.
— Знаешь, дружище, — проговорил он странным, каким-то сдавленным голосом. — А ведь в Подтесове я заметил кое-что… Но не сказал тебе. Вообще не придал этому значения. А зря! Ах ты, Господи…
— Что ты заметил?
— В доме Каина, если помнишь, крепко пахло табаком. Так то был запах трубочного табака! И кроме того, на краю стола я видел кучку пепла — не папиросного, нет. Кто-то выколачивал трубку.
— Но Каин, по-моему, трубку не курит, — проговорил я, торопливо поднимаясь из-за стола. — А это значит…
— Да! — Семен подбежал к вешалке, сорвал с крючка тужурку. — Надо ехать в Ручьи!
И, одеваясь, он поспешно, отрывисто продолжал говорить:
— Изба старика находится на самом краю села. Там место глухое, пустынное. А с ним живет его дочка, Наташа. Ей только недавно исполнилось восемнадцать… Ты понимаешь? Они же там два — беззащитных!
* * *
Суматошная, прямо-таки безумная, выдалась эта ночь! Нам так и не удалось вздремнуть. Прошло немного времени, и вот мы уже снова брели в предрассветном тумане.
Мы шагали по широкому шоссе, тянущемуся вдоль берега Енисея. С одной стороны шумела густая черная тайга. С другой же, за косматой грядою кустарника угадывалась река. Оттуда тянуло сыростью и холодом… Боясь пропустить какую-нибудь случайную машину, мы беспрестанно оглядывались, вертелись, но все было пусто, мертво на дороге.
Подняв воротник, поеживаясь от зябкого ветра, я сказал с легкой завистью:
— Ты меня нынче удивил. Ну, посуди сам: я же вроде бы опытный криминалист, а проморгал такую существенную деталь с табаком! А ты, человек лесной, простодушный, в таких вещах совсем неискушенный…
— Так в том-то все и дело, что лесной, — сказал Семен. — Мы здесь в тайге приучены подмечать всякую мелочь, читать любые следы. Но это пустяк. Это все неважно. Я о другом сейчас думаю. — Он помрачнел, скрипнул зубами. — О другом…
— О старике и его дочери?
— Вот, вот. Вся беда в том, что старик ведь не знает, куда я потом направился. Я ничего ему не сказал о тебе… Но Каин-то, пожалуй, этому не поверит. И ты представляешь, что тогда произойдет?
— Уж лучше бы ты сказал, — пробормотал я.
— Ясно, так было бы лучше! Для всех, и для Анциферова, и для нас… Этот чертов Каин тогда бы сам постарался нас найти. И нам не пришлось бы всю ночь за ним гоняться, бродить по пустым дорогам.
— Ну что ж, — устало сказал я. — Будем надеяться, что теперь-то наша встреча состоится.
— Дай-то Бог, — вздохнул Степан, — скорее бы!.. Хоть бы какая-нибудь машина появилась!
Он поправил ремень карабина и оглянулся нетерпеливо.
Но машина все не появлялась.
А темнота уже стала редеть. Свиваясь кольцами, туман ушел на запад. И слева, на востоке, за речными плесами, край неба окрасился в ярко-зеленый цвет.
А мы все шли и шли…
И наконец я изнемог. Остановился, закуривая. И поднес горящую спичку к наручным часам.
— Половина шестого, — сказал я, — а из дома мы вышли в начале четвертого. Стало быть, мы одолели половину пути…
— Меньше, гораздо меньше… Я эти места хорошо знаю, — отозвался Семен. — Что-то мы вообще медленно плетемся. Надо поднажать!
— Куда уж тут нажимать, — проворчал я, — я и так находился за ночь… Давай хоть немного передохнем, а?
— Нет, нет, — строго сказал он, — какой тут может быть отдых? Дорога каждая минута.
„Ну, где же ты, машина?" — подумал я в тоске. И вновь, наверное уже в сотый раз, посмотрел назад. И в этот момент там, вдали, на фоне черного леса, вспыхнули лимонно-желтые круги автомобильных фар.
ПУСТЬ ЛУЧШЕ ГЛАЗА МОИ ВЫТЕКУТ…
Когда мы подошли к Ручьям, уже совсем почти рассвело. Утро выдалось ясное, тихое. И над крышами села стояли, упираясь в небо ровные, недвижимые белые дымы. В такие часы хозяйки обычно готовят завтрак и выгоняют из ворот скотину. И в полусонной тишине слышится тягучее мычание да лай собак, да щелканье пастушьего бича… Но не эти мирные звуки услышали мы на сей раз, а густой, взволнованный гул голосов.
