Пауза грозила затянуться. Клифт откашлялся, а потом, вспомнив зоновского отрядного — старого, косноязычного майора-молдаванина, под чьим попечением он находился во время последней отсидки, — нырнул, словно в ледяную прорубь:
— Добрый день, дорогие граждане… э-э, вернее, друзья, — начал он. — Я счастлив тем, что мне представилась возможность влиться в ваш… э-э… коллектив… мнэ-э… нефтяников! — Он замолчал, соображая судорожно, вспоминая все, что слышал о нефти. Но, кроме того, что ее качают, просверливая землю эдакими большими штуками — буровыми вышками, кажется, а потом делают из нее бензин, — не вспомнилось ничего. Но Клифт не отчаивался. — Уверен, что нашими совместными усилиями мы сможем давать больше бензина… то есть нефти, стране!
«Эк, я загнул!» — откинулся он на спинку вальяжного кресла, а сидящие за столом опять дружно захлопали.
Воодушевленный, Клифт шпарил уже как по писанному:
— Ведь в чем, по большому счету, заключается смысл нашего существования? Смысл нашего существования, граждане э-э… нефтяники, заключается в честном труде на благо общества! А что такое честный труд? Это, прежде всего, выполнение нормы выработки! То есть производственного задания…
— Плана! — подсказал ему заместитель Борщев.
— Нуда, плана. Выполнение нормы выработки — главный показатель того, что мы твердо встали на путь исправления… э-э… экономической ситуации и сможем выйти на свободу с чистой совестью! («Что я несу?» — мелькнуло у Клифта в голове.) И он тут же исправился: — На свободные… э-э… мировые рынки! Вот! — не без удовлетворения тем, как удалось вывернуться, заключил он.
Ему опять захлопали — дружно, с воодушевлением.
— Ну хорошо, — пришел на выручку Борщев, — Юрий Степанович к нам прямо с дороги, с корабля, так сказать, на бал… На сегодня, думаю, достаточно. У нас еще будет возможность подробно обсудить производственные вопросы с новым генеральным директором. Все свободны. Вы не возражаете, Юрий Петрович?
Клифт благосклонно кивнул.
Сотрудники с явным облегчением оттого, что совещание не затянулось, а новая метла не принялась с ходу мести по-новому, дружно задвигали креслами, поднялись и, создав на секунду легкий водоворот у двери, мигом покинули директорский кабинет.
Остались два толстеньких зама — Борщев и второй, имя и фамилию которого Клифт напрочь забыл.
— Что ж, Юрий Степанович, смею заметить, что первое знакомство прошло успешно, — слегка кланяясь, подытожил Борщев. — Думаю, вам и впрямь следует отдохнуть с дороги, перекусить… Может быть, в ресторан заедем поужинать? Точнее, — глянул он на часы, — пообедать?
«А бочата-то у него крутые. Тысяч десять баксов, не меньше. Если вон за ту защелочку на браслете дернуть, то снять можно в секунду, и хрен он чего почувствует!» — отметил про себя Клифт и, решив не рисоваться пока в людных местах, отказался:
— Я и впрямь притомился что-то. Давайте в гостиницу!
Уже направляясь к выходу из кабинета, они услышали в приемной какой-то приглушенный шум, «охи» и «ахи».
Чувствуя себя пусть временным, но все же паханом в этой конторе, Клифт решительно распахнул дверь.
Взору его представилась та же вышедшая только что из кабинета публика, только застывшая, похожая на группу мраморных статуй с заломленными руками, — такую Клифт видел в Санкт-Петербурге, гуляя в Зимнем саду.
Все они смотрели на нечто, бывшее в руках у мужика в синей спецовке.
— А я чо?! — оправдывался тот. — Мне велено доставить, вот я и доставил. Все же уплочено!
Только сейчас Клифт наконец понял, что за предмет нянчил посыльный в руках. Это был траурный венок — дорогой, должно быть, пахнущий остро белыми розами и еще чем-то — то ли масляной краской, то ли церковным ладаном: Надпись на черной ленте крупными золотыми буквами читалась отчетливо: «Незабвенному Юре от безутешных родных».
— Эт… это что такое! — вскричал грозно Борщев и накинулся на посыльного: — Сейчас же уходите отсюда! — И, повернувшись к Клифту, покачал головой. — Наверняка происки конкурентов, Юрий Степанович! Я сейчас же дам команду нашей службе безопасности — пусть разберется!
— Ну-ну, — хмуро кивнул Клифт.
А про себя подумал: «Ни хрена это не происки! Настоящего-то Жабина и в самом деле грохнули! И тот, кто послал венок, об этом отлично знал».
8
На следующий день Клифт раньше других сотрудников прибыл в офис компании, вознесся в свой кабинет и до прихода секретарши решил осмотреть владения.
Стенка с полками, заставленными огромными, как фибровый чемодан, папками-скоросшивателями, на корешках которых красовались надписи вроде «Производственные показатели за 1 квартал 2014 года» или «Анализ налоговых отчислений в 2013 году», оставила его равнодушным. Рабочее место, уставленное огромным количеством телефонов разных моделей, мониторами и еще какими-то хитроумными электронными штучками, не заинтересовало особо. Он выдвинул несколько ящиков стола — ничего интересного. Авторучки в футлярах, прочая канцелярская дребедень.
А вот комната отдыха привлекла внимание. Здесь все располагало к неге и отдыху. Тигриная шкура на просторном диване, медвежья — на полу, низкий стеклянный столик с глянцевыми журналами. В укромном закутке — что-то вроде кухоньки с буфетной, газовой плитой, чайными и кофейными причиндалами. Здесь же — холодильник, не такой, конечно, как в гостиничном номере, но тоже весьма вместительный, набитый снедью. В том числе и разнокалиберными бутылками со спиртным.
Клифт только-только нацелился налить себе из початой бутылки фужер дорогущего, должно быть, коньяка, как за спиной его деликатно кашлянули.
Он обернулся. Перед ним стоял тщедушный еврей весьма преклонных годов.
— Здравствуйте, Юрий Степанович. Я ваш заместитель по производственной части, Горовой Абрам Самуилович, — вежливо отрекомендовался он. — Извините, что без доклада. Вчера пообщаться не пришлось, вас быстренько… х-хм, увезли. Так я сегодня, с утра пораньше, чтобы никто не мешал…
— Да что вы! — радушно пожал сухую ладошку, а потом по- свойски приобнял его за плечи Клиф. — Какие между нами, производственниками, могут быть сантименты? Пойдемте, поговорим, — и повлек визитера к дивану. — Пообщаемся, так сказать, в неформальной обстановке…
Присели.
— Ну и сколько этих, как их там… баррелей нефти мы накачали? — с места в карьер взял карманник. — В достаточном ли количестве обеспечили народное хозяйство нефтепродуктами?
Абрам Самуилович проницательно посмотрел ему в глаза, сказал со вздохом:
— Нефтепродукты — это переработка. А у нас сырье… Послушайте, молодой человек. То, что вы в нашем деле, простите за резкость, ни бум-бум, очевидно любому. Ничего-ничего, — успокаивающе похлопал он по коленке дернувшегося было Клифта, — я привык. Давно привык к тому, что электроэнергетикой у нас рулят бывшие цветочные спекулянты, металлургией — фарцовщики, а нефтянкой — военные или бандиты. Пусть так. Раз в стране капитализм — я согласен. Я даже не спрашиваю, каким бизнесом вы занимались, прежде чем попасть к нам…
