— О-бой, Хабель, ты хороший охотник!.. — не сдержался скупой на похвалу эвенк.
Спустившись в мрачное ущелье, по дну которого текла Малютка-Марикан, Бойчен, подражая лайке, задрав голову, стал нюхать воздух. В нос ударила струя воздуха, перемешанного с дымком и характерным для охотничьих юрташек прогорклым запахом.
«Волк в своем логове… Охотник на верном следу», — выражало довольное, взволнованное лицо эвенка.
В вечерних сумерках Бойчен привел своих товарищей к Малютке-Марикан. Навстречу людям, обжигая лица, дул резкий хиуз. Он принес и запах дыма. Зенон Францевич приказал остановиться.
— Немного нужно повременить… Пусть стемнеет. — Все молча уселись и, чтоб не вздремнуть с устатку, начали опоражнивать свои кисеты. Через полчаса клочья неба, проглядывающие меж темных крон, усеялись звездами. Без слов, без шума люди тронулись вверх по берегу Малютки-Марикан. По льду идти не дала выступившая наледь. Чем дальше продвигались они, тем сильнее ощущался запах человеческого жилья.
Шедший впереди всех Бойчен остановился и указал своим спутникам на белый силуэт юрты. Стражники так близко подошли к жилью браконьера, что уже не требовалось никаких предосторожностей. Они с шумом подкатили к воткнутым в снег лыжам Хабеля и, громко разговаривая, начали снимать свои. На шум упала доска, заменявшая дверь, и из юрты показалась лохматая голова.
— Каво, паря, бог дает?!
— Вылазь из юрты!
— Я… я… а-а… Чичас оденусь… Хо-холод…
— Не сдохнешь! Где ружье?
— Рядом висит, — уже твердым голосом ответил Сватошу Хабель.
— Бим, забери винтовку.
— Зенфран, тут я удала!
— Знаю-знаю, — уже потеплевшим голосом заговорил чех. — Теперь, Молчанов, принимай гостей.
— Хм, гости — хуже злых татар, — браконьер тяжко вздохнул и первым нырнул в юрту.
На четвереньках стражники по очереди заползли в крохотную конурку, посредине которой догорал костер.
— Бим, готовь быстрее ужин. Немного заснем, а с полночи нам с тобой дежурить.
— Тут я тоже удала! Ох, удала!
На суровых лицах людей появилась довольная улыбка, и руки потянулись за кисетами.
Сидевший рядом с браконьером Бойчен насмешливо посмотрел на соседа и язвительно сказал:
— Хабель кувастал, кувастал, а сама попалась, как дика ушкан.
— Хвастал-то, може, ты… погоди, тунгусина. — Из-под насупленных бровей сверлом прошлись по эвенку колючие, недобрые глаза.
Сватош жестом попросил Бойчена прекратить разговор. Положив толстую, неуклюже свернутую самокрутку на полено, он внимательно осмотрелся кругом.
— Чисто отработал… Никто не скажет, что Хабель здесь промышляет. Можно подумать, что человек лечится у нашей Малютки-Марикан… — Всегда добродушнее лицо Сватоша стало неузнаваемо суровым, из-под светлых бровей сверкали уже незнакомые голубые глаза. Готовивший ужин Бим нет-нет да бросит удивленный взгляд на своего друга. Он никогда и не думал, что Зенфран может быть таким суровым. — Где соболь?
— Соболь?.. Какой соболь?.. Я только что насторожил капканы… Е-бог, свята икона… Клянусь Христом, — Хабель перекрестил грязный лоб.
— Не валяй дурака! Нас не проведешь… У Малютки-Марикан в капкане был соболь… Где он?
— Нету… Паря, ты пошто липнешь с каким-то соболем? С ума сошел. Ей-богу нету.
— Не божись. Тебя все равно судить будут… Лучше тебе не…
— Не из пугливых… Волчья кровь в моих жилах… Зайца нет… Тюрьмой не пужай. Отсижу, а собольков подлеморских не брошу промышлять.
— Вася, обыщи его.
Молодой широкоплечий парень перешагнул через костер и нагнулся над сидевшим браконьером.
Бросив полный ненависти взгляд на Сватоша, Хабель простуженным голосом прохрипел:
— На, подавись ты им!.. — Достав из грязной запазухи темную шкурку, бросил в камусные олочи Сватоша.
— Вот давно бы так.
Подняв с земли пышный дорогой мех, Зенон Францевич долго гладил им свои заросшие щетиной, ознобленные щеки. Внимательно осмотрев шкурку, он тяжело вздохнул.
— Эх, какую красоту ты сгубил… Маточка… Шкурка такого соболя на мировом рынке получает высшую оценку — сорт экстра. Сколько бы она наплодила себе подобных! Ты, разбойник, знаешь, какой ущерб нанес своему народу, своему государству!..
— Зенфран, махан[21] варился, чай тоже, — перебил разгневанного Сватоша Бим.
— Да-да, ребятушки, пора ужинать.
После ужина стражники улеглись спать. В углу сидит Хабель и беспрестанно курит. Длинные непослушные волосы разлохматились. На темном лице еще резче обозначились скулы. Небольшие злые глаза затаенно следят за молодым стражником, которого Сватош оставил дежурить до полночи. Опасаясь побега, у браконьера отобрали кушак с длинным охотничьим ножом, шапку и лохматые собачьи рукавицы. Уже доходят третьи сутки, как люди покинули Кудалды. Дни в поисках и ночевки на снегу в сорокаградусный мороз сделали свое дело — кто где сидел, там и свалился.
Васькина голова так отяжелела, что ежеминутно валится на грудь. Глаза слипаются.
Из угла, словно через толстую перегородку, едва доносятся скрипучие слова: «Эй, грозная стража, проспишь варнака-то, удеру».
Встрепенувшись, парень старается показаться бодрым, делает сердитое лицо, но это ему не удается.
— Слышь, засоня, сбегу, — продолжает дразнить парня Хабель.
— Хы, куды без шапки-то кинешься… без ушей к бабе придешь. …Пальцы в тайге оставишь, будешь культяпый сидеть за печкой… Беги, беги, — сонно ухмыляется парень.
— Правду баишь, паря, лучше отсижу в остроге, чем калечить себя… Куды ночью убежишь. Эх, надо спать…
— Спи, дядя Хабель.
Потянувшись, браконьер поцарапал в голове и сморщился.
— Вот дьявол, во рту пересохло… Чайку не осталось у вас?
— Нету… Я бы тоже густого… Где воду-то берешь?
— Темь, не найти тебе… глаза выколешь.
— Бери котелок-то, а я огонь подшурую.
У дров валялась черная от сажи и копоти, прожженная во многих местах шапчонка браконьера. Рядом рукавицы и кушак с ножом. Хабель протянул руку за шапкой.
— Не тронь шапку, лешной!
— Хм, грозный какой, ладно уж, вода рядом.
За упавшей доской открылась черная холодная щель, в которой утонул таежник. Доска вновь прикрыла темь, и в юрте сразу же стало теплей, уютней.
Прошло пять минут — Васька спокоен.
Прошло десять — Васька заерзал на месте, с опаской взглянул на спящего Сватоша.
С больших серых глаз словно ветром сдуло сонную пелену. Отбросив доску, Васька соболем выпрыгнул наружу и с вытянутыми руками заметался вокруг юрты.
В открытую дверь неудержимыми волнами ворвался холод. Спавший ближе всех к двери Сватош сначала съежился, а затем начал ворочаться, подвигаясь к огню.
