были жадно раскрыты, в фасеточных глазах кровавый голод, и больше ничего. Беспощадная машина, лишённая страха и выбора…
Судя потому, что муравейник был разрыт, видимо заяц был настолько голоден, что простой травой-корой он бы не наелся. Какой же должен был быть голод, чтобы он превратил травоядного в плотоядного? Но лесной кролик не ожидал встретить столь же голодных лилипутов, не испытывающих никакого комплекса по поводу своего роста.
Что же это значит? А значит это могло только одно. Первородные лучи, захлестнувшие Землю после пустого облака, не убили тех, кто не был отягощён разумом, а лишь ввели их в краткосрочную кому. И вот теперь после нескольких недель спячки животный мир просыпается. И просыпается голодным. Очень голодным. И всякие условности им чужды. Им нет дела, кем их считали люди — милыми пушистиками или незаметными букашками. И у них нет разума, который игрался бы с ними, пряча в свалке бесполезных сомнений, простую и первобытную истину — плоть ест жизнь.
Почему нельзя питаться камнями? Потому что в них нет ничего живого.
Лишь поедая то, что рождено жить, лишь так можно оттянуть свою собственную смерть. А всякие поиски иного смысла — это просто орхидеи вдоль кровавой тропинки бытия…
Сколько оставалось до полного пробуждения, Джеймс не знал. Может быть пара дней, а может пара часов. Но то, что вскоре для него с Джимом все смертельно изменится, сомнений не оставалось.
Сборы прошли рекордно быстро и неряшливо. Собака не отходила ни на сантиметр от хозяина, всякий раз прижимая уши и оглядываясь при малейшем шорохе.
Скорость. Это было если не спасение, то, по крайней мере, надежда.
Набрав обороты, Джеймс разложил карту. Сейчас вопрос точного определения месторасположения становился как никогда важным. Но как на зло карта была предательски молчалива — прямая каркасная линия дороги сквозь зеленое. И никаких привязок. Лишь с погрешностью в 50 километров поворот. Но это не точно. Проклиная себя за беспечность, с который он отнесся к фиксированию продвижения, «Девятый» нещадно жал на педали. Время от времени на пути стали появляться признаки голодных игр на поедание. Где-то останки кровавой схватки, где-то подломанный придорожный валежник, ставший местом боя… Время тянулось, как струна от чеки гранаты. Как-то очень неожиданно из кустов сирени выскочил тот самый определяющий поворот. Есть привязка! Ни на секунду не останавливаясь, Джеймс начал вымерять карту. Получалось, что до смены рельс на водную гладь оставалось долгих 75 километров. Реку он рассматривал, как более безопасную трассу — вряд ли рыбы смогут представлять смертельную угрозу. Он просто не думал о том, что, к примеру, медведи отлично плавают…
Останавливаться он не решился. Силы взялись ниоткуда, такое бывает, когда нет выхода. Пару раз ему пришлось отбиваться от мчавшихся за ним кабанов. В первый раз его спас мост — он был узкий и животное просто свалилось в реку, споткнувшись о шпалы. Во второй раз лось, который посчитал, что мягкое вкуснее железного и вспорол брюхо дикой свинье, выскочив наперерез из чащи.
Наступила ночь. Заветная точка пересадки была уже близко, но как ее отыскать в кромешной темноте? Зажигать фары Джеймс не решался, чтобы не создать лишнего повода для кровожадного любопытства.
В карте была сноска — фотография того места, где находится укрытая лодка. Огромный тополь у излучины реки, стрелкой обозначен неприметный искусственный холмик, что укрыл плавсредство, облако, хотя это не самый надежный ориентир. Еще была подпись — «запоёт «соловей». Что это обозначало — инструкторы не успели сказать. Честно говоря, инструкторы, ныне обращённые в маслянистые лужи, вряд ли верили, что хоть кому-то понадобятся эти их пояснения.
Потянуло влагой. Чем-то мокрым и зелёным. Глаза уже привыкли к темноте, а может сто двадцати процентная собранность дорисовывала детали — текучие силуэты и неясный шум то ли в голове, то ли за ее пределами. На фоне сереющего неба стали проявляться острия крон — как частокол — без индивидуальностей. Вдруг из-под колес донёсся странный свист — будто механическая птица из шкатулки. Свист продлился буквально пару секунда и затих.
Джеймс резко затормозил, собака спросонья чуть не свалилась с водительского кресла. Включив задний ход «Девятый» вернулся на ту странную точку. Как только он достиг ее, свист вновь повторился, но уже скрипучее и как-то замедленнее. Звук больше походил на карканье, чем на мелодичный перелив. Но сомнений не было — он имел искусственное и осмысленное происхождение. Видимо, какой-то немудрёное устройство выдавало его под тяжестью проезжающего транспорта.
Дрезина остановилась, и ее последний скрип совпал с последним всхлипыванием поддорожной железной птицы. Небо чуть просветлело и на его фоне, как из-под земли вырос торс огромного дерева, как-то зловеще нависающего над происходящим. Русло реки было еще не разобрать, но ее мелодичное сопение меж камышей было слышно. Хорошо, что ночь. Ночью голод тише — скорее всего потому, что глаза не видят, и поэтому нет повода есть.
Уже не обращая внимания на рискованность затеи, Джеймс достал динамо-фонарик, мощно сжал его в руке несколько раз и в тусклом, будто еще не проснувшемся свете, начал искать схрон. Местность была дружелюбна и не прятала свои секреты. К тому же холм с лодкой был настолько искусственным, что природа как бы его выставляла на показ, как бы отторгала, чтобы никто ее не заподозрил в новомодной толерантности. Природа была старой закалки…
Скинув камуфляж, «Девятый» подхватил лёгкое судёнышко, перевернул на киль и потащил к реке. Вода мягко, как она умеет, приняла лодку. Та чуть покачалась, словно притираясь, и замерла в ожидании дальнейших указаний. Примотав кормовую верёвку к безвольной прибрежной иве, Джеймс очень ускорено начал переезд. Дрезину спустил с рельсов и накинул на неё тот же камуфляж, оставляя одну миллионную долю вероятности, что придётся вернуться. Рюкзак был вечно собран. Палатка. Небольшая канистра с водой. Хотя брать воду с собой в воду было довольно глупо на первый взгляд, но «Девятому» было не до диванной логики, он отправлялся в неизвестность, а она бывает и сухой. Бегло окинув взглядом берег, и убедившись, что весь скарб при нем, он подхватил уже привыкшую быть испуганной собаку и запрыгнул в лодку. Оттолкнувшись лёгким веслом от прибрежного дна, Джеймс вырулил на фарватер. Тишина начала сгущаться. Где-то треснула ветка…
Волна мягко терлась о борт, как бы приглашая погладить ее веслом. Он так и сделал…
***
Утренний свет почему-то всегда спускается на воду позже, чем на землю. Наверное, у них с туманом какая-то древняя договорённость.
Но время шло и очертания берегов крепли.
