в своих не лучших и грязных поступках, но что более важно – я признаюсь в том, что терпел унижения и отвержение, а для меня это тяжело и больно.
Первый раз мое сердце разбил отец, а далеко не дама, мне было около пяти лет. Тогда я начал плакать по ночам и бояться темноты. Кажется, Фредерик Бегбедер сказал, что у каждого писателя должно разбиться сердце, и чем раньше, тем лучше, иначе это шарлатанство.
Вот я стоял дома, готовился к свиданию с Леной и думал о том, какого мне было бы, если бы отец не ушел от нас. Тогда я был слишком маленьким, чтобы остановить его, но слишком разумным, чтобы прочувствовать всю боль. Я начал мочить кровать по ночам и продолжал ее мочить до девяти или даже десяти лет. Я не мог тогда понять физические это отклонения или психологические. Но у меня было довольно много двоюродных братьев младше меня, и они не писались ночью. Так что это создавало во мне чувство того, что я сломан. Также я был больным ребенком и много раз болел пневмонией, а болезнь, что осталась со мной на всю жизнь – это частые и беспричинные кровотечения из носа. Так что да, я был множество раз отстранен и сломлен. Чувствовал себя не таким как все и от этого было тяжело.
Под грустные мысли незаметно подошел вечер. Сначала я пошел к Эрику в баню, узнать, как у него дела и стрельнуть сигарету. Почти всегда в бане кто-то да сидел и можно было найти сигареты. Заходя в баню с улицы, я заметил, что окно, в которое Руслан прыгнул рыбкой, было затянуто целлофановой пленкой. Оказавшись внутри, в нос ударил резкий запах табачного дыма. А так как я последний раз курил в школе с Леной, мне стало плоховато, закружилась голова. На диване, напротив двери, сидел Эрик с сигаретой во рту. Подле него по правую руку сидела Валя, с которой я выходил ранее курить. На соседнем диване сидел мой друг Леха, и Галя – подруга Вали. В углу в кресле сидел Артур. Я всем пожал руки и по очереди выводил всех на улицу один на один стреляя сигареты. Так, чтобы настрелять по максимуму и не спалиться. Потому что на прогулке с Леной не хотелось выглядеть нищебродом. Я взял со стола, где стоял телевизор, гордо украденный нами на дачах через реку, пустую пачку сигарет. Рассказал всем быструю версию собственной похвалы по поводу свидания с Леной. И выйдя на улицу положил настрелянные сигареты в пустую пачку из-под «LD». Сегодня мне повезло: у всех посетителей этой блат-хаты были сигареты. Я у каждого взял по две штуки и у меня было пол пачки. Правда все курили разные сигареты и у меня было четыре штуки синего «Winston», две штуки «Viceroy» две штуки «Next» и две штуки красной золотой «Явы» – ее курили родители Эрика и почти всегда в бане был этот вид сигарет в свободном доступе. Сигареты были разные и мне не хотелось, чтобы Лена поняла, что это не мои сигареты. Тогда я нашел пустую пачку из под «Winston», и положил туда четыре сигареты «Winston». Приняв решение, что буду давать их Лене, а сам курить все те, что подешевле.
Я подходил к ее дому, солнце уже уходило с неба, оставляя этот день в прошлом. Я простоял около десяти минут, прежде чем решился постучать в окно ее дома. Было страшно, так как я был абсолютно трезвый. Зеленая калитка забора отварилась и в наступающие сумерки шагнула темнота. Лена как всегда была во всем черном, но этот цвет не уменьшал ее блеска в моих глазах. Я помнил всю свою историю жизни, все многочисленные косяки здоровья, особенно психологического. Я боялся, что она узнает об этих вещах. О том, что меня унижали еще год назад. О том, что я мочился в штаны с пяти до десяти лет. О том, что я считаю себя неполноценным. О том, что меня побил Руслан два года назад и о том, что сделало с моими чувствами это поражение. О том, что мое сердце было разбито множество раз. И что я был ужасно бедным, а моя мама прихожанка протестантской церкви. А их в то время провинциальные умы, незнающие истории, называли сектантами. И еще множество разных вещей в моей голове, о которых я думал, если она узнает, она порвет со мной, не начав отношений, а я сгорю со стыда.
Я не подвижно стоял, смотрел и думал об этом всем. А должен был думать только о ее красоте. Она подошла близко и взяла меня за руку. Я почувствовал все те же духи. Мы молчали какое-то время и каждую минуту этого молчания я признавал, что я ошибка. Но диалог все же начался, пускай и с монолога Лены. Она сказала, что ВКонтакте я был смелее. Меня это задело, но я не обиделся, я опять расстроился. Мы шли по улицам нашего района, ночь надвигаясь наблюдала за нашим маршрутом. Мы навернули пару кругов и оказались возле моего дома. Она попросила зайти в туалет, я согласился, но предупредил о том, что у нас только уличный. Это никак не удивило ее. Я подождал ее возле порога, где как-то стоял ночью с Валей. И именно в этом же месте при той же темноте Лена подошла ко мне и обняла за талию. Я посмотрел на нее и разглядел в этой абсолютной темноте каждую нотку ее лица. Эти темные карие глаза, эти выщипанные в тонкую линию брови. Эти маленькие губы с парой суховатых трещин, замаскированные слишком вульгарным красным оттенком. В этот вечер у меня не хватило смелости прикоснуться к ним. Но хватило смелости описать ей их красоту. Мы стояли слишком близко, чтобы не почувствовать, пускай и через легкий осенний наряд, тепло наших тел. Мы стояли так возле порога моего дома и я не отрывал от нее жадных глаз. Молчали, потом, придя в себя, я решил отвести ее домой, всю дорогу она улыбалась. Тогда я спросил ее: «В чем причина улыбки?». Она тихо, не без икринки подхалимства, сказала мне на ухо, при этом подтянув меня маленькими ручонками к себе.
– Причина в тебе.
Я засмущался и перетянул улыбку с ее лица на свое. Я молчал, а она продолжила.
– Ты сегодня молчаливый, но заставляешь меня улыбаться. Ты не сказав ни слова веселишь меня. И я не ожидала от тебя
