Проволоку разрезали до того, как выпала роса.
— У вас глаза помоложе, — сказал Харденджер, — перепилена или перекушена?
— Перекусили кусачками или пассатижами. Посмотрите, под каким углом?
Харденджер взял в руки перерезанный конец проволоки и внимательно осмотрел.
— Слева направо, — пробормотал он, — обычно так держит кусачки или пассатижи левша. Ему так удобнее.
— Левша, — заметил я, — или правша, который хочет нас сбить с толку.
Харденджер неприязненно глянул на меня и направился к внутреннему ограждению. Ни следов, ни отпечатков ног между двумя заборами, а внутренний ряд колючей проволоки перерезан в трех местах. Тот, кто это делал, был совершенно уверен, что его не заметят с окружной дороги.
Интересно, почему он не испугался овчарок, бегавших между двумя рядами колючей проволоки? Провода с током высокого напряжения за вторым забором были целы. Нарушителю повезло, что он не зацепился за них. Или он знал их точное расположение?..
Этот приятель с кусачками представлялся мне человеком, отнюдь не полагавшимся на случай, хотя бы потому, что пробрался через провода высокого напряжения. В отличие от большинства подобных заборов, где только верхний провод под током, здесь имелись дополнительные вертикальные электропровода на изоляторах. Сигнал тревоги моментально прозвучал бы при малейшем повреждении проводов. Однако это не остановило нашего гостя с кусачками, естественно, изолированными. Два пучка отводного кабеля лежали на земле между столбами и доказывали это совершенно ясно.
— Каков бродяга, а? — произнес Харденджер. — Словно сам дает нам в руки улики, не правда ли?
— Или кто–то за внешним ограждением с подзорной трубой или биноклем.
Кольцевая дорога, как видите, вполне доступна всем машинам. Разве трудно, сидя в машине, разглядеть, что из себя представляет забор с электрическим током, а при хорошей солнечной погоде увидеть и поблескивающие провода внутреннего ограждения?
— Да, ничего не скажешь, — вздохнул Харденджер. — Глупо стоять здесь, уставившись в забор. Давайте–ка пойдем в приемную и начнем опрос.
Все охранники, о которых говорил лейтенанту Харденджер, уже сидели в ожидании на скамьях, проявляя беспокойство и волнение. Некоторые выглядели сонными, иные — напуганными. Я заранее знал, что для оценки обстановки Харденджеру потребуется всего полсекунды и действовать он будет сообразно ей. Он так и поступил. Сел за стол, оглядел всех пристально и недружелюбно из–под мохнатых бровей голубыми глазами.
— Итак, патруль джипа, — сурово произнес он, — те самые, кто пустился в глупую погоню. Начнем с вас.
Трое, капрал и двое в штатском, медленно поднялись с мест.
— Ваша фамилия? — обратился Харденджер к капралу.
— Мьюрфилд, сэр.
— Вы были прошлой ночью старшим патруля?
— Да, сэр.
— Расскажите о происшествии.
— Да, сэр. Мы как раз закончили патрулирование окружной дороги и остановились у главных ворот доложить, что все в порядке. Затем снова поехали. Наверно, около одиннадцати пятнадцати, сэр, может, на минуту позже или раньше. Примерно в двухстах пятидесяти ярдах от ворот осветили фарами бегущую девушку. Она выглядела обезумевшей. Растрепанная, всхлипывала и вскрикивала. Я сидел за рулем. Остановил машину, выпрыгнул.
Остальные последовали за мной. Надо бы им сказать, чтоб не выходили…
— Неважно, что надо было сказать, продолжайте!
— Ну, мы подошли к ней, сэр. Лицо в грязи, пальто порвано. Я сказал…
— Видели ее раньше?
— Нет, сэр.
— Узнали бы?
— Сомневаюсь, сэр, — поколебавшись, ответил сержант. — Лицо ее было так измазано.
— Узнали бы ее голос? Кто из вас узнал бы ее по голосу?
Три категорических отрицания — они не узнали бы ее голос.
— Ну, ладно, — устало сказал Харденджер, — она изобразила из себя девицу, на которую покушались. В нужный момент кто–то удачно обнаружил себя и побежал. Все вы бросились за ним. Вы видели его?
— Мельком, сэр. Силуэт в темноте.
— Полагаю, следующий силуэт тоже — он уехал на машине.
— Да, сэр. Не на легковой, сэр. Крытый грузовой фургон «бедфорд».
— Ага, — уставился на него Харденджер. — Значит, «бедфорд»! Как же вы узнали марку? Сами говорили, что было темно.
— Это был «бедфорд», — повторил Мьюрфилд. — Его всегда услышишь по мотору. На гражданке я работал механиком.
— Он прав, старший инспектор, — вставил я, — у «бедфорда» очень характерный шум мотора.
— Сейчас вернусь. — Харденджер был уже на ногах, и просто было догадаться, что он направился к телефону. Он взглянул на меня, кивнул на сидящих солдат и вышел из комнаты. Я довольно мягко задал следующий вопрос:
— Кто дежурил с собакой у поста номер один? Вы, Фергюсон?
Встал приземистый темноволосый человек в штатском, примерно двадцати пяти — двадцати шести лет. Фергюсон был типичным солдатом, грубым, наглым, не очень развитым.
— Я, — ответил он вызывающе.
— Где вы находились в одиннадцать пятнадцать прошлой ночью?
— У поста номер один с Ролло. С моей немецкой овчаркой.
— Вы видели то, о чем сейчас рассказывал капрал Мьюрфилд?
— Конечно, видел.
— Раз соврал, Фергюсон. Еще раз соврешь — и будешь отправлен в полк до исхода этого дня.
— Нет, не вру, — нагло ответил он. — Вы не имеете права меня запугивать, мистер Кэвел. Нечего мне угрожать. Все знают, что вас отсюда выгнали! Я обратился к дежурному офицеру:
— Попросите прийти сюда полковника Уйбриджа. Немедленно.
Офицер собрался уходить, но тут поднялся огромный сержант и остановил его.
— Нет необходимости, сэр. Фергюсон дурак. Все равно это выяснится. Он был на дежурном пульте, курил и пил какао с дежурным по связи. Дежурил я.
И хотя знал об этом, все равно не волновался. Фергюсон всегда отпускал Ролло у поста номер один. Эта собака сущий дьявол. Так что на нее можно положиться.
— В том–то и дело, что нельзя, но все равно благодарю вас. Вы всегда так делали, Фергюсон?
— Нет, — он нахмурился и сник, — прошлой ночью было в первый…
— Если бы имелось звание ниже рядового, — устало перебил его я, — то носить бы его вам до окончания жизни. Воспользуйтесь остатками своего рассудка. Предположите на минуту, что устроивший такую приманку стоял рядом, с кусачками наготове, и не резал проволоку, пока не убедился, что именно в это время вы не пойдете с осмотром. Наверняка после проверки мистера Кландона еженощно в одиннадцать вы направлялись прямехонько на контрольный пункт покурить и выпить какао, не так ли?
Он стоял, уставившись в пол, и упрямо молчал, пока сержант, наконец, не сказал резко:
